Автор: Как-то раз я уже писала об Исламе Ханипаеве — о его дебютном романе «Типа я». Исследование детской травмы через призму сознания самого ребенка получилось достаточно остроумным и проницательным, пусть изначально и претендовало лишь на увлекательность сюжета, но не на серьезные выводы. Вторая книга автора, «Холодные глаза», детективная история о жестоком убийстве в горном Дагестане, меня неприятно удивила, а в конечном итоге сильно утомила. Когда я узнала, что Ислам Ханипаев написал новый роман под названием «Большая суета», я была заинтригована. Было сложно выстраивать ассоциации и что-то прогнозировать на основе предыдущих книг. Хотелось думать, что название обещает что-то неопределённо масштабное по замыслу, событийно всеохватное.
И тут, начав читать, я вспомнила, что Ханипаев любит обыгрывать национальный сленг. Дело в том, что слово «суета» — одно из самых популярных и многозначных слов в разговорном лексиконе дагестанцев. Оно может обозначать всё что угодно. Это любое событие или коллективное действие. Проще говоря, фраза «Что здесь происходит?» на дагестанском сленге будет звучать как «Что за суета?», а если быть точнее: «Че за суета?» Однако суетой также можно назвать всё, чему не знаешь названия. Чтобы попросить вторую порцию неизвестного вам, но очень вкусного блюда, можно сказать: «Положи мне ещё эту суету, пожалуйста». Но ещё «суета» приходит на помощь, когда вы знаете нужное вам слово, но в самый неподходящий момент оно вылетает из головы, а необходимо срочно донести мысль.
Большая Суета — это название дерева. Самого большого бука в Европе, который почему-то растет в Махачкале, что, конечно, чистая выдумка (вдруг кто-то сомневался). Происхождение названия бука повествователь объясняет так: «Местные жители где-то в начале двухтысячных, не особо заморачиваясь, решили называть его Большой Суетой. У бука, вероятно, было до этого другое, более величественное название, но под гнетом массовой безграмотности и бескультурья того времени (вызванных развалом Советского Союза, войной, переделом сфер влияния в республике, бандитскими разборками и повальной коррупцией) и расцвета блатной кавказской культуры оно забылось, дав место новому, более привычному для уха населения». Сюжет строится на противостоянии тех, кто хочет срубить трехсотлетнее дерево, то есть уничтожить природное и культурное достояние республики и построить на его месте бизнес-центр, и тех, кто пытается помешать богатым и влиятельным владельцам земли, на которой растет бук.
И тем не менее, Ханипаев действительно задумал грандиозное. В истории о том, как шесть человек забираются в домик на Большой суете накануне вырубки и протестуют, угрожая то сбросить бомбу, то сброситься самим, автор решил дать широкую картину общественной жизни Дагестана, а в некоторых случаях изображает явления, присущие в целом России. Здесь и передача высоких постов по наследству, и коррупция, и экологические проблемы, и навешивание каждому неугодному власти статьи об экстремизме/терроризме, и нелепые политические передачи по федеральным каналам, и безответственность сынков министров, которых всегда «отмазывают», и трусливая, вечно пьяная интеллигенция, и безграмотность дагестанцев — можно перечислять очень долго. Вероятно, книга писалась именно для этого. Литературный жест неравнодушия. И эта попытка рассказать обо всём важном и болезненном вызывает во мне сочувствие и понимание, независимо от художественного воплощения.
Но при всей серьёзности проблематики книга, в сущности, нелепая. С одной стороны, потому что Ханипаев сам нагромождает абсурдные ситуации, стремясь сделать историю интересной, с другой стороны, потому что образы получились ходульными, карикатурными, схематичными. Здесь трудно понять, входило ли это в замысел автора (возможно, это лишь пародия на общественные типы), однако упрощение сложных национальных (и не только национальных) характеров вызывает недоумение.
Взять хотя бы главных героев — тех самых протестующих. Столкнуть в маленьком пространстве домика на дереве два противоположных полюса дагестанской оппозиции — правозащитницу-феминистку, спасающую женщин от насилия, в том числе и семейного, известную своими резкими публичными высказываниями, часто нецензурными, имеющую прототип в современной действительности, и обобщенный образ представителя религиозной оппозиции, из-за своей черной бороды страдающего от вечных подозрений в терроризме, — было достаточно смело.
Однако никакого реального взаимодействия между ними не происходит, несходства в их взглядах выносятся за скобки как заведомо неразрешимые противоречия. Они держатся на почтительном расстоянии друг от друга, испытывая смесь раздражения и уважения (всё же они оба борцы за справедливость, причём единственные в более или менее здравом рассудке, по сравнению с другими членами протестующей банды). Валерия с говорящей фамилией Занозьева и молчаливый, угрюмый Шамиль — словно герои анекдота: заходят в бар мусульманин, феминистка и … Ещё несколько лиц, уже совсем нелепых: актер местного театра, по поводу и без повода цитирующий Шекспира, взобравшийся на дерево, чтобы публично признаться в любви даме сердца; тренер по вольной борьбе, который в качестве требования к властям называет курицу на углях и лаваш (ведь он проголодался); и русская туристка, приехавшая в Дагестан за контентом для своего блога. Всех их привели на дерево свои цели, но впоследствии герои объединяются.
Кто-то должен исполнить изначально задуманное, например, Шамиль вытаскивает из большой сумки и вывешивает полотно с надписью «Я не террорист» (хотя все были уверены, что в этот момент он вытащит бомбу), а тренер Муртуз публично обвиняет сына высокопоставленного чиновника, который подрезал автомобиль и не понес за это наказание, а ведь из-за него пострадала в аварии целая семья. Актер должен преодолеть трусость и пьянство. Туристка должна понять, что не в подписчиках счастье. А Валерия Занозьева в традициях лучших мелодрам должна найти свою дочь, которую у неё забрали много лет назад. Может быть, поэтому она и была такая Занозьева и ходила на всякие пикеты, что была очень несчастна и одинока? Всё-то в полицейском участке повеселее. В конце концов, все должны ощутить единство и проникнуться друг к другу дружеской любовью, несмотря на то, что все они, как только закончится их акция протеста, получат срок.
Разговор о важном, задуманный как забавная, увлекательная история, превратился в сценарий голливудского фильма для массового зрителя, стремящегося растрогать и рассмешить одновременно, но в итоге лишь оперирующего сюжетными клише. Впрочем, Ханипаев и сам осознает невысокий уровень своего художественного мастерства. Не зря он не впервые открещивается от громкого слова «книга», как в своих интервью открещивается от слова «писатель»:
«И вообще это даже не книга (хоть и в форме книги), просто я хотел рассказать важную историю. Представьте, что ближе к ночи, размышляя о своей, возможно, не самой счастливой жизни, вы подходите к окну многоэтажки, в которой видите такую картинку: в вашем дворе два десятка людей собрались вокруг небольшого костра. Вы одеваетесь потеплее и выходите на улицу. Соседи пьют кофе, едят печенье, а в центре сидит какой-то человек (с виду напоминающий не то бездомного, не то путешественника, хотя одно другому не мешает). Вы можете представить кого угодно в этом образе, хотя бы и меня. И этот человек, почесав бороду, прочистив горло, глотнув кофейку недурного качества и обведя взглядом собравшихся, начинает рассказ. Так что считайте это рассказом. Только очень длинным. На всю ночь — а вам завтра на работу. Надеюсь, наутро вы не пожалеете, что решили присесть рядышком».
Помимо этого, «Большая суета» — это размышление о национальном менталитете, но предназначенное не для дагестанцев, а для других, для всех остальных. Хотя, пожалуй, ироническое или даже сатирическое описание некоторых психологических особенностей помогают землякам взглянуть на себя со стороны:
«В общем, есть у Дагестана такая особенность. Мы не любим два типа людей. Первый из них — это странные люди. Сейчас приведу пример. Вы обычный среднестатистический дагестанец (тут надо заметить, что, кажется, больше нельзя так говорить о людях, ну, предубеждения и т. п., так вот знайте: о дагестанцах пока что можно), который живет обычной жизнью: человек религиозный, спортивный, серьезный и целеустремленный, как того и требует от вас общество, и вдруг однажды, стоя утром у зеркала, вы решаете, что неплохо бы сегодня надеть красную шапку вместо общепринятой черной. Ну, такое, наверное, со всеми бывает хотя бы раз в жизни. Я не про то, что вам обязательно захочется однажды надеть красную шапку, а про то, что может такое случиться, что захочется вам чего-нибудь новенького и необычного: красную шапку (можно с бубенчиком), или ботанские модные очки, или ярко-розовый галстук. В общем, если вы сделали что-то необычное, что-то, по мнению общества, странное, то знайте: ДАГЕСТАН ТАКОЕ НЕ ЛЮБИТ. <…> Неизбежно возникает вопрос: а чего это ты — Хажи, сын Абусупьяна, носитель уважаемой фамилии Ахмедовых, уроженец села Чудоро (такого села нет, но если есть, извините), в котором течет великая ***** (тут какая-нибудь национальность) кровь, решил сегодня надеть красную шапку с бубенчиком (или даже двумя)? Не читать ли книжки ты решил, часом? Будь добр, объяснись передо мной и тремястами семьюдесятью пятью другими твоими родственниками (и это только со стороны отца!)».
Но в остальном Ханипаев заискивает перед читателем, пытается завоевать его симпатию для своего народа, призывает проявить снисходительность, которая, в сущности, унизительна: либо оправдывает земляков в глазах широкой общественности (тренер Муртуз такой глупый и безграмотный, потому что юность у него выдалась нелегкая: жил на границе с Чечней во время войны), либо пытается разрушить миф о том, что в Дагестане до сих пор взрываются бомбы, либо откровенно бравирует максимализмом и импульсивностью, свойственных данному темпераменту.
Когда генерал, поджидающий протестующих внизу, ввязывается с тренером Муртузом в какие-то личные распри, то соглашается выйти, что называется, «один на один» с потенциально опасным преступником, а после драки обеспечивает тренеру беспрепятственное возвращение на дерево. «— Ле, Шапи, махаться будешь? Один на один! — крикнул тренер вниз. Генерал, недолго думая, ответил: — Буду! Спускайся!»
Абсурдность ситуации понятна и автору. Однако слышится и гордость: вот такой вот мы народ, всегда постоим за свою честь, покажем, какие мы мужественные. «Дагестанцы и дагестанки (в подавляющем большинстве) кое во что верят — и это не про религию. Они верят в мужчину. В то, что мужчина, если он считает себя таковым, должен вести себя как мужчина». Действительно ли Ханипаеву неизвестно, что из этого культа произрастают множественные конфликты, порожденные задетым гипертрофированным мужским эго?
Впрочем, это одна из немногих неудачных книг (если не единственная), которая, помимо скептицизма и раздражения, вызывала во мне и веселье. Кто ещё, кроме Ханипаева, напишет в собственной истории «Осторожно! Спойлер!», если захочет забежать вперед по сюжету? Хотя природная жизнерадостность и остроумие пока не окупают клише и примитивность повествования, но… кто знает, что будет дальше?
Татьяна ГАЗИЕВА,
Артель вольных критиков филфака МГУ
