Автор: Седой и сутулый, доктор Дан Якоб Семеор спешил по дождю в сиротский приют, где его ждала большая работа. Он ужасно промок, его хиленький зонтик, плащ, и калоши никак не спасали от такого сильного ливня. Но самое главное – сумка, которую он крепко прижал одной рукой к своему плоскому животу, под плащом, была сухая, как и всё её содержимое. Конечно, он мог бы взять и экипаж, но пожалел денег, решив, что дойдёт и сам.
— Я не размокну, — стуча зубами пыхтел на бегу доктор, – главное, чтобы лекарства не пострадали! Главное, эти дорогие лекарства! Ох, сколько денег!!! Да где же этот чёртов приют?..
В городе о нём говорили, как о последнем скряге, но в чём был хорош Семеор, так это в том, что он никогда и никого не обманывал, и действительно спасал жизни даже в тех случаях, что казались совсем тяжёлыми. Знаний у него было достаточно, как и опыта, только вот денег ему всегда не хватало, даже на хороший плащ и зонтик. Дорого! Но, если доктор за дело брался, то обязательно доводил его до победного конца, добросовестно, хорошо. И, само собой, за такие же хорошие деньги.
— Сюда! – послышался мальчишеский голос, и сквозь пелену дождя качнулся свечной фонарь, – сюда, доктор! Это тут!
— Иду я, иду! – отозвался тот и ещё живее засеменил по лужам.
Эта история началась не в такой непогожий день, а в воскресный, очень даже ясный и солнечный. Маленькая Элиза, дочь уважаемого в городе человека, управляющего местного порта Руэля Маркуса Диеза, получила от отца необычный подарок на своё пятилетие. Первый раз в жизни отец подарил ей не какое-нибудь украшение или игрушку, а пять золотых монет, очень высокой стоимости каждая. Отец копил эти деньги весь год, с каждого своего жалования откладывая понемногу, чтобы впервые в жизни у его маленькой дочери была возможность самой распоряжаться такими большими деньгами.
— Ты можешь купить на них всё, что сама захочешь, когда будешь гулять с Анной, — сказал он дочери. – Знаешь, сколько здесь? Вот, например, на две такие монеты, можно купить хорошую ездовую лошадь, кобылу. За три – даже породистого жеребца. А у тебя их целых пять! Это очень много! Можешь потратить часть из них на любые развлечения на ярмарке, или в цирке, где пожелаешь. Это твои деньги, поэтому всё, что ты на них приобретёшь, тоже будет только твоим, по праву.
У Элизы было много дорогих и красивых вещей, в том числе, и из золота тоже. Но все они принадлежали не ей самой, а её родителям, так как были куплены ими. Она знала, что их запрещено портить, дарить или меняться ими с подружками, потому что это не её собственность, а ей просто позволено надевать их, носить, играть с ними. Своих же вещей, как и своих денег, Элиза пока не имела, до этого дня. Дня её пятилетия. И теперь у неё должно было появиться что-то своё… Какой важный день!
— Можно мы с Анной пойдём сегодня на ярмарку? – обрадовалась Элиза.
— Конечно, — улыбнулся отец. – Сходите в церковь, а потом можете погулять в городе и зайти на ярмарку.
В церкви Элизе не нравилось. Это скучно – сидеть на лавочке и слушать, как говорят на латыни совсем непонятно что. А потом поют, тоже что-то никому не понятное, хотя поют красиво.
— Пойдём уже на ярмарку, — шёпотом попросила она свою гувернантку, Анну Тибье, потянув ту за рукав, – неужели тебе тут не скучно?
— Как мы уйдём-то, Элиза? — смутилась та.
— Да просто встанем и убежим, — пояснила девочка, не видя в этом проблемы.
— Так нельзя, — пояснила ей гувернантка. – Люди этого не одобрят. И господь тоже.
Покорно вздохнув, Элиза притихла, и принялась рассматривать витражи от скуки… Наконец, проповедь кончилась, спел иноязычный хор, и можно было выбежать из распахнутых дверей церкви на улицу. А там светило яркое-яркое солнце, и в его лучах зеленели ровно постриженные кусты с цветущими розами.
— На ярмарку, на ярмарку! — прыгала Элиза.
— Уже идём, — унимала её Анна, – не прыгай, это не солидно для девочки! Ты же в платье! Элиза! Будешь так прыгать, прилетит ведьма и превратит тебя в лягушонка!
— А я ведьму не боюсь, — смеялась в ответ ей девочка, – я её сама так заколдую!
— Баловница! – умилялась Анна. – Ну вот, наконец, пришли.
На ярмарке было столько всего, что у Элизы просто глаза разбегались. Прижимая к груди свой шёлковый кошелёк с золотыми монетами, она только и успевала смотреть то туда, то сюда. А вокруг неё отовсюду слышалось кряканье и кудахтанье птиц в клетках, ржание лошадей в узде и голоса торговцев, зазывавших к себе покупателей:
— Заморские ткани!
— Бусы, янтарные, жемчуговые, яхонтовые! Подходи, красавица!
— Медовые соты, попробуй, ну что ты!
— Э-гей, кому голубей!
Элиза опустила глаза, потому что не привыкла видеть всего так много и сразу. Тогда её взгляд случайно упал на босого мальчика, сидевшего прямо на мощёной камнем дороге, с краешка. Перед ним было ведёрко с чем-то чёрным, и Элиза подумала, что он, наверное, чистит господам обувь. Но щётка, стоявшая позади него у стенки прилавка, была слишком пушистой и длинной для чистки ботинок.
— Здравствуй, — обратилась к нему Элиза, прихватив юбку и вежливо исполнив приветственное приседание, – мне интересно, чем ты торгуешь здесь?
— Чернилами, сам их сделал, хорошие, сажевые, — отозвался тот, – если у тебя есть чернильница, бери, наливай, — он указал на ведёрко. – А мне одну медную подавай!
— Но у меня нет медных монет, — огорчилась Элиза. – А откуда у тебя столько сажи?
— Я из сиротского дома, трубочистом работаю, вот и насобирал, когда сам весь такой чёрный был, — пояснил мальчонка. – Вам, кстати, трубу почистить не нужно? Всего две медные монеты! Мне очень деньги нужны! У нас беда там, серьёзная.
Элиза поглядела на Анну.
— Да, нам нужны услуги трубочиста, — кивнула та. – Приходи завтра утром, наш хозяин тебе заплатит. Только скажи, как тебя зовут, я предупрежу.
— Жак, — бойко представился мальчик, бесцеремонно не употребив при этом вежливого обращения к молодой госпоже.
Он просто очень обрадовался, тем более что Анна ещё и купила у него немного чернил, наполнив ими свою стеклянную скляночку и протянув ему три медных монеты.
— Ну и воспитание! – хмыкнула Элиза, когда они отошли от маленького торговца.
— Он сирота, — объяснила ей Анна. – Это значит, что у него нет ни мамы, ни папы, а там, где он живёт, лишь две добрые женщины ухаживают за десятками таких же, как он, ребятишек! Как же им успевать их всему учить, когда нужно и стирать, и убирать, и готовить? Сама подумай! А сейчас, по слухам, и правда у них беда.
— Какая? – поинтересовалась Элиза.
— Ох, не знаю. Но говорили у церкви женщины, что никто в этот сиротский дом больше не ходит, потому как детки там заболели, и к ним подходить нельзя, — вздохнула Анна, перекрестившись.
Элиза этого не увидела, потому что её взгляд привлек прилавок ярко одетого мужчины с длинной бородой. Поверх его пёстрого платья колыхался широкий халат, расшитый узорами из золотых нитей, а на голове у него была намотана зелёная ткань, вместо шапки. Он очень забавно смотрелся с этим мотком на голове, ещё и украшенным зачем-то рубиновой брошкой.
— Ой, чего желаешь, маленькая жемчужинка?! – растянулся он в белозубой улыбке, заметив её удивлённый взгляд. – Хочешь вот гребешок черепаховый? Ожерелье из раковин и жемчужин? Или вот, красивый браслет, как раз на твою маленькую ручку!
— А почему у вас кожа чёрная? – спросила Элиза. – Вы тоже трубочист?
Мужчина расхохотался. И, утирая слёзы, подарил девочке крошечную подвеску в виде слона, вырезанную из слоновой кости. Элиза достала из кошелька золотую монету и протянула ему, чтобы заплатить, но тот помотал головой:
— Я же из Африки! Мы там все «трубочисты»!.. Ха-ха-ха! Ты меня так развеселила, что и торговля теперь пойдёт весело! – сказал он.
Но, взглянув на золотую монету, не мог не предложить что-нибудь подороже.
— О, прелестная бусинка, это большие деньги! – сказал он девочке. – Есть у меня шкура гепарда и грива льва, стоят как раз такую монету. Есть ещё, вот, большой ковёр из шкуры зебры! Тоже столько стоит. Есть из жирафа. А хочешь, рога антилопы, обитые медью, сосуды для распития… Хм… Молока?..
Элиза брезгливо поглядела на рога и шкуры. И тут её взгляд упал на шкатулку очень необычного вида. Она была сделана в форме черепахи, у которой открывался её позолоченный панцирь, и тоже была вырезана из слоновой кости, местами покрытой золотом, и инкрустирована маленькими янтарями на месте глаз.
— Хочешь это? – догадался торговец. – Бери, дорогая! Бери, хорошая! Ручная работа!
И насыпал в шкатулку четыре серебряных и горсть медных монет.
— Это зачем? – не поняла девочка, вопросительно поглядев на свою гувернантку.
— Это разница между стоимостью твоей монеты, и этого товара, — пояснила та. – Честный торговец. Давай ещё что-нибудь купим у него? Может, те бусы с жемчугом?
Но у Элизы было достаточно бус. Хотя, раз они приглянулись Анне, она взяла и их тоже, для неё, за одну серебряную монету.
— Ты желаешь тут на ярмарке что-нибудь ещё? – спросила та, показав на карусель, которую весело крутил молоденький ослик. – Хочешь, прокатимся или сыграем в мяч?
Элиза посмотрела на шумных мальчишек, пытавшихся попасть мячиком в длинный уродливый нос деревянной ведьмы, которая крутилась на метле, подвешенной на верёвке.
— Нет, — помотала она головой, – давай лучше… Я бы что-нибудь съела! Но только не опять кашу, как дома. И не суп. Можно мне то, чем дома не кормят, Анна?
Анна указала глазами на женщину, торговавшую пряниками и печёными яблоками в сахарной глазури. Элиза пришла в восторг, ведь сладости на столе у них дома бывали только по праздникам, а сегодня как раз такой – её праздник! И значит, можно!
Купив яблоки и пряники, она кусала поочерёдно то одно, то другое, и радовалась, но потом вдруг снова поглядела на мальчика, продававшего чернила. Никто не подходил к нему, чтобы купить хоть немного. Не был интересен его товар никому на фоне всех этих шкур, бус, игрушек и развлечений… Гораздо больше народу толпилось у короба кукольного театра, и даже шарманщик собирал вокруг себя больше людей, ведь у него на плече сидел живой попугай! А этот мальчик… Такой никому не нужный и не интересный, просто сидел со своим ведёрком чернил, босой и грустный.
— Голодный, наверное, — догадалась Элиза, и подошла к нему снова, протянув пряник и печёное яблоко.
— Спасибо, — буркнул тот. – Я, наверное, тебе понравился.
— Запомнился, — уточнила Элиза. – А ты правда для сиротского дома стараешься?
— Только мне можно оттуда выходить и туда входить, я один не болею. А всё потому, что моюсь по десять-пятнадцать раз в день. Испачкавшись в саже, я каждый раз должен мыться, чтобы прийти в богатый дом чистым. Остальные же дети болеют какой-то сыпью, у них жар и бред. Два мальчика уже умерли от этого, их отпевали в церкви на прошлой неделе. Больна и моя сестра. Она, кстати, на тебя чем-то даже похожа. Такие же золотистые волосы у неё, только завить их некому.
— А как зовут твою сестру?
— Агнесса.
— А меня Элиза. Ты Жак, верно?
— Верно.
— Ну, будем знакомы, Жак! Обязательно завтра утром к нам приходи! Я соберу фрукты для твоей сестры, и для тебя тоже, в нашем палисаднике, там растут сливы, вишни, яблоки и много орехов.
— Ты очень добрая, Элиза, — поблагодарил тот, не смея поднять глаза в присутствии её гувернантки. – Я приду. Обещаю.
И он в самом деле пришёл на следующий день, как раз в тот час, когда Элизу уже одела и причесала Анна. Сегодня у неё была новая причёска, и девочка с радостью надела камею, которую ей дала мама. Очень взрослой она казалась сама себе в этой камее, и с этой причёской! В шкатулке же, купленной вчера у торговца, Элиза пока не хранила никаких украшений. Вместо этого она сложила туда оставшиеся четыре золотые монеты, вместе с серебряными и медными, которые не успела потратить.
Выйдя к Жаку, она поглядела на него, пока ещё светловолосого. А когда тот, управившись, вылез из камина весь чёрный, с чёрными волосами, Элиза звонко рассмеялась, прикрывая ладошками низ лица.
— Ты, как из Африки! – хохотала она.
— Да, точно! — улыбнулся Жак, сверкнув белыми зубами из-под чёрных широких губ.
Элиза подошла, и дала ему маленькую записку.
— Я не умею читать, — смутился мальчик.
— Тогда, слушай, — шепнула ему Элиза. – На треугольной площади за церковью стоит дом. У него крыша такая, — она очертила рукой дугу в воздухе. — Там живёт очень, очень хороший доктор, он же аптекарь, известный в городе лекарь, Дан Якоб Семеор. Иди к нему, он вылечит Агнессу и остальных, ведь нет на свете такой болезни, от которой у него не нашлось бы средства.
— Да, но Семеор жмот, он за медяк удавится, а уж найти столько лекарств на всех… — сомневался Жак. – Нет, даже весь наш приют не купят никогда за такие деньги, какие этот жаднючий доктор запросит за такое количество лекарств! И его лечение! Все же знают, что Семеор только богатеньких лечит! Чтобы платили золотом. А у меня только медные, да и тех не так много…
Элиза загадочно улыбнулась.
— Ты добежишь туда очень быстро, ведь это недалеко, — сказала она. – Жаль, что у тебя нет обуви. Но, может, и её потом себе купишь. Возьми вот.
Она протянула Жаку корзинку с фруктами и орехами:
— Как я и обещала.
— Семеор фрукты не возьмёт, — вздохнул мальчик.
— Тс-с… — шепнула ему Элиза. – Фрукты — это вам. А на дне, под ними, моя шкатулочка. В ней будет достаточно, и вам всем, и Семеору с его лекарствами.
Жак удивлённо поглядел в большие серые глаза маленькой Элизы. Молча кивнул, а потом стремглав поспешил к треугольной площади. Элиза с улыбкой поглядела ему вслед. Погода к вечеру портилась, всё небо затянули серые облака.
— Наверное, гроза разразится, — вздохнула, закрывая дверь, Анна.
Адита СИГОРЯН
