Автор: Предположение де Соссюра о связи означающего и означаемого вполне известно, тем более, что именно эта концепция лежит в основании такого научного направления как современная структурная лингвистика. Потому хотелось бы в каком-то смысле вульгаризировать данную концепцию, чтобы попытаться извлечь из неё продуктивное понимание событий и явлений в современном отечественном литературном процессе.
Итак, если проанализировать наименования, например, таких современных финансово-крупных медийно-литературных премий России как «большая книга» и «ясная поляна», то легко обнаружится, что их наименования как означающее в общем-то не связаны совершенно ни с каким означаемым. Точнее, организаторы этих премий пытаются частный случай своего понимания означающего выдать за единственно возможное значение, при этом вся процедура означения не связана ни с какими подлинными предметами, действиями или явлениями в области литературного творчества.
Те самые, наши старые и давно немилые знакомые, литературные лавочники и благообразные серости из условно «либеральной» тусовки, замечательно отучившись во всевозможных литинститутовских коридорах, не менее замечательно научились имитировать литературу, при всём при этом оставаясь глубоко примитивными и крайне невежественными (как в духовном, так и в интеллектуальном смысле) медиа-персонажами. Именно поэтому данная категория медиа-персонажей навязчиво пытается выдать своё ничтожно-желаемое за грандиозно-действительное, а плодом их деятельности являются исключительно финансовые дивиденды, получаемые небольшими (относительно всего книжного бизнеса) кусочками от частного коммерческого и общегосударственного дотационного пирогов (наш пострел везде поспел, как говорится). Во имя финансовых подачек данная компания персонажей готовы мимикрировать под что угодно, даже имитировать любовь к Отечеству.
Имитировать – ключевое понятие для подобного «литпроцесса». Насколько эта система неэффективна можно судить по отсутствию образовательного и просветительского результата в любой из областей современной российской культуры и в частности той, что проходит под тегом «современная литература», где давно продвигаются идеи исключительности некоего круга продажных «лауреатов», а всё остальное общество представляется в виде некой потребительской массы, разделённой на тематические секторы. Но такие идеи уж больно хорошо знакомы нам из истории, как простейший способ извлечения прибавочной стоимости от реализации книжной продукции. Тем более хорошо знакомы результаты подобных идейных представлений о собственных исключительности и превосходстве – деградация художественной литературы до фабрики по производству профессиональных барахольщиков духа и литературных эскортниц, в поте лица трудящихся на благо частного издательского монополиста.
Здесь (отчего бы нам не перефразировать Ф. Джеймисона и мысли целого ряда левых теоретиков) мы наблюдаем то, что называется «тупой капитализм», так как современный мейнстримовый литпремиальный процесс это процесс исключительно архаичный и капиталистический и содержит в своей основе ту самую экономическую идею, которая (довольно часто и ошибочно) выдвигается сегодня в поле отечественной, да и мировой политики как единственно подлинная суть жизни общества. Именно эта ошибочность лежит в основе бессчётное число раз повторяемых в грантовых заявках на финансирование литпремий симулякрах типа «культура», «литература», «просвещение», «актуальность», «рентабельность», «реальные результаты», которые не отсылают ни к чему, кроме частных случаев, которые к тому же являются местечковыми пристрастиями кучек грантоедов и благополучателей, не имеющих никакого отношения к глубинным процессам в современной отечественной культуре. Более того, сами эти «частные случаи» являются лишь производной от экономического интереса, что само по себе не может не вызывать общего культурологического и естественного пессимизма в рамках существующей логики вещей, событий и процессов.
Кроме того, бесконечное перетасовывание в наименованиях литературных премий широко известных означающих в виде окололитературных терминов является самым явным признаком постмодернистской игры. Причём (в духе поднадоевших «вечносвежих» веяний постмодерна) эта игра отрицается самими участниками, и строится в общем-то именно на этом отрицании – на отрицании собственных игровых моделей. Тем самым упускается (или скрывается от самих себя) основная база подобной игры, а именно – финансовая составляющая, которая и есть главная мотивация любого подобного процесса. Как уже сказано выше, именование этой игры известными означающими выполняет роль фигового листка для того, чтобы с одной стороны осуществить процесс отрицания, с другой – построить на этом отрицании всю игру.
Отсюда же произрастают и причины дробления «литературного процесса» на крупные секторы, которые в свою очередь дробятся на более мелкие, постоянно трансформируясь и перетекая один в другой, образуя бесчисленные «тусовки по финансовым интересам», ну, или ещё проще – группы лиц по предварительному сговору осваивающие очередной финансовый транш. Проще говоря, экономика и рентабельность, положенные в основу развития «литературного процесса», будут давать неизбежный эффект дробления литературного сообщества, так как именно такая его (литсообщества) конфигурация выгодна внешним собственникам книжного рынка и позволяет извлечь частным монополистам максимальную финансовую прибыль от сбываемой книжной продукции и прочего сопутствующего мерча. Разделяй и властвуй – основной закон «современной» экономики и в литературной среде он работает также, как и во всём «современном» обществе потребления. Литература становится продуктом, хотя вроде бы должна быть идеологией.
Если что и может быть объединяющим для всего так называемого «литературного процесса» в условиях приоритета экономической рентабельности, то это лишь сама система взаимодействий, которая происходит как некий бурлящий, хаотический процесс, не поддающийся какому-то однозначному мировоззренческому толкованию. Драматический надрыв сопровождающего все эти процессы дискурса, есть по сути лишь механизм капитализации любой вокруглитературной риторики. Отсюда же происходит и тяготение к созданию массовых однотипных действ (будь то бесконечные мастер-классы «литературного мастерства» и прочие «обучающие» сейшены), которые являются аналогами конвейерного производства товаров или сектантских массовых камланий под наглядную агитацию харизматического лидера.
Причём поездки и камлания происходят в кругу практически сектантов, идолопоклонников, и, кроме прочего, довольно агрессивно настроенных друг к другу потребителей продукции того или иного «лауреата». При таком раскладе никакие усилия по объединению писательского сообщества не могут принести ожидаемого результата, так как любое подобное «объединение» будет только бомбой замедленного действия, которая неизбежно взорвётся ещё большим разделением и рознью.
Происходящие процессы могут называться чем угодно, хоть симовлическим обменом опытом с читателями, хоть обменом между поколениями. Хотя проще говоря, рыночный обмен выдаётся за обмен символический, но символическим здесь не может быть ничего, кроме разве что денежных купюр. Любые современные литмастерские по большей части являются рассадниками сектантского мировоззрения, где есть некий харизматический лидер, чьи интересы написаны у него на лбу и все эти частные интересы сводятся к элементарному и мелочному тщеславию, замешанному на идиотически-романтических фантазиях о «высокой культуре».
Всё так называемое «литобучение» в данных сектах связано, как правило, с банальным тренингом по правильному распределению синтаксических конструкций и формированию сюжетных линий, что в общем-то является уровнем навыка прилежного ученика средней школы. Кстати, такая массовая популярность подобных «литобучений» указывает и на проблемы в системе образования, когда молодые граждане нашей страны часто не в состоянии грамотно излагать свои мысли даже после выпуска из высшего учебного заведения.
В конце концов, все основные вокруглитературные и в целом общекультурные процессы направлены уже много лет к одной цели – получение властных полномочий. Это как раз и объясняет частую псевдополитизированность дискурса и указывает на его экономические мотивации. Причём борьба идёт не просто между какими-то секторами «литературного сообщества», а прежде всего каждой борьба «литтусовки» за возможность слияния с федерально-государственными номенклатурными структурами. Параллельно происходит процесс слияния с такими институциями как религиозные организации или региональные ведомства культуры. По сути, это борьба за возможность не просто слиться с каким-либо ведомством, а за возможность самим стать ведомственной культурой. То есть речь идёт о стремлении стать не просто культурной, а политической властью, по крайней мере активной частью этой политической системы.
Риторика борьбы может приобретать окраску неолиберального или оголтело-националистического дискурса, хотя целью очевидно является получение власти. Но именно по причине имитационности социально-литературного действия вся эта риторика есть лишь постмодернистский дискурс, построенный на сплошных симулякрах, где означающее уже давно не означает ничего, кроме стремления к тотальной власти, к обретению максимального уровня контроля, и разумеется контроля финансовых потоков.
Причём главный контроль все эти «литературные» сообщества предполагают осуществлять над языком, который как однажды заметил Ю. М. Лотман, есть механизм моделирования реальности. То есть, если действующая сегодня в России политическая власть последовательно стремится обрести и сохранить контроль над экономикой, то то, что является теми же, так называемыми, «либеральными» группировками литературного процесса стремится обрести и сохранить власть и над финансовыми потоками, и над языком, который моделирует реальность его носителей.
Повторимся, что такое положение вещей не может не вызывать естественного пессимизма. Остаётся лишь уповать на тот самый «индивидуальный» элемент, который прямо необходим для осуществления литературного творчества. Уповать в надежде на то, что сочинители (или хотя бы их часть) сохранят здравый рассудок и моральную устойчивость через память о том «что есть благо?»
Ещё древние отмечали, что благом как таковым не может быть стремление, например, к исключительно бытовому комфорту (социальным пособиям, заработной плате, получению жилья и проч.), так как такое стремление ничем не отличается от стремления стада свиней, которых интересуют те же самые «блага», пускай и в более упрощённом их виде. Платон именовал тип общества, сделавшего комфорт своей основной целью развития, свинополисом.
Основания для подобных заявлений у философа действительно были, так как если что и может именоваться благом с точки зрения видовой цели человеческого общества, так это стремление к истине, знанию, миру, милосердию, а бытовой комфорт – лишь одно из условий осуществления основных видовых стремлений. Другими словами, чтобы «литературный процесс» сохранял необходимый статус держателя и популяризатора культурного кода, необходимо освободить его от назойливого литпремиального стремления в ряды коммерческих эскортниц, то есть, лишить частный коммерческий сектор тотального владения книжным рынком.
Опять же, вспоминая Ф. Джеймисона и некоторые озвученные им мысли ряда левых теоретиков можно перефразировать эти мысли о подлинных ценностях современного общества, где отнюдь не индустриальное производство и извлечение прибавочной стоимости, а знание, поиск истины являются предельной определяющей инстанцией. Но банальное накопление и тотальное владение знанием есть лишь артефакт капиталистических моделей в современном постиндустриальном обществе, ведь подлинную ценность и основу развития составляет творческое осмысление всех накопленных и новых знаний. Художественная литература в этом случае играет роль основообразующую для организации устойчивых мотиваций общественного развития (вспомним советский опыт научной фантастики или производственного романа). Именно здесь становится понятным то поле обладания, за которое и должна происходить политическая борьба – поле литературы.
Поле литературы таким образом есть сегодня поле подлинной борьбы и преимущество получит то государство, в котором поддержка поля литературы станет одним из ключевых элементов внутренней и внешней политики. Отдавать данный социальный институт на откуп частным собственникам значит вернуться к деградационным моделям давно неактуального капитализма как извлечения прибавочной стоимости. Частый сектор по определению является антиинституциональной структурой и владельцы современного книжного рынка в России ярко демонстрируют интеллектуальную деменцию своих издательских моделей, ведущих общество в пропасть всеобщей деградации. Результатом подобного пути может быть лишь одно – потеря ресурсов и территорий, а процесс потери будет лукаво выдан за выгодную нам всем продажу.
К сожалению, десятилетия тотальной нищеты превратили современных литераторов в носителей мировоззрения прислуги, которая мечтает только об одном – сытом столе и тёплом кабинетике. Правда, если оказывается кому-то из них данный стол и кабинетик приобрести, то ни о каком прогрессивном художественном слове речи уже не идёт, так как мировоззрение сытой прислуги никуда не исчезает при получении материальных благ, а даже в чём-то и укрепляется. Социальное государство и стремление к нему становится только фигурой речи, а не необходимым от литератора действием – художественным произведением. Но это, как говорится, уже совсем другая история.
Иван ОБРАЗЦОВ
От редакции: Совершенно верно подмеченное в предыдущей статье автором лакейское положение литераторов, уже «замеченных», премированных — феномен, безусловно, последнего десятилетия, как минимум. Когда условная проштамповка на обложке одною из премий давала условный же плюс монетизации успеха и первичную аудиторию — в чём бесстыдно, как книга, схлопывался сам замысел «литпремиальной суеты», стартовавшей почти по календарю, с миллениумом. Кстати, автора самой первой агрегирующей премии — Национального бестселлера (название — итоговое, оно, по идее, фиксировало только продажи!) — я имел случай видеть в Институте современного развития (ИНСОР), когда Медвед наш Дмитрий Анатольевич старательно делал вид, что президентствует, а ближайшее либеральное банкирство имело по этому случаю ассигнования на имитацию бурного буржуазного инновационного развития всего…
Так вот, господинчик этот, что выдумал «Нацбест», имел помимо пузатого вида рыночного торгашика ещё и слегка вперёд загнутые сверху ушки-пельмешки. Образ его никак не монтировался с представлениями о некоем Гудвине, который придумал своеобразный тотализатор, выдающий в виде литпремий ныне миллионы рублей «сильнейшим». Встречу мою, Ромы Сенчина, Алисы Ганиевой и ещё пары литераторов с акторами-авторами премиальной закулисы устроил, кстати, Сергей Шаргунов. Благодаря, как он выражался в 2010-11, «моим новым покровителям» (подозреваю, это был банкир Юргенс).
Эскортницы были при «либеральном» президентеге — иные всё же, как-то новреалисты стали падать в цене, а вот Ганиевы да Яхины подрастали… Впрочем, как и водится при дворе, литфаворитки чисто ментально-эфирного уровня менялись тоже не по объективным причинам, и внимания эти тенденции не заслуживают: позже, при Путине условный Прилепин быстренько отвоевал былые симпатии («боль.книга» за коряво, гугняво, с фактическими ошибками сочинённую «Обитель» в 2014-м, ещё до попадания книги на прилавки) и попал на собянинские рекламные панели в 2015-м, что никоим образом не свидетельствовало об изменении роли литераторов в жизни общества, а не государства.
Иронический рукописный конспект тех летних диалогов 2011-го года в ИНСОРе у меня хранится — не нашёл произведения, куда б вмонтировать… А вот помещение заслуживает большего внимания, чем его тогдашнее наполнение — до Медведева это был Дом культуры здешней легендарной типографии «Красный пролетарий» (улица Краснопролетарская тоже в честь типографии названа), к коей ныне пристроилось издательство «Просвещение». Однако ради такого-растакого президентега остатки кружков и прочих рудиментов СССР оттуда вышвырнули, зато итальянский ресторан и редкие сборища «инноваторов» стали оправдывать дорогущий ремонт советского неоклассицизма под «как было у господъ» — хотя это здание 1950-х годов постройки…
А ведь там и большой кинозал имелся, в котором мы смотрели премьеру «Чучела», например, какие помещения буржуи-то украли у нас ради «развития»… Да, к их «чести», добавлю: ремонт Детского Парка №2, в коем расположен так и не возвращённый району и народу ДК, — ныне «Делегатского парка» ребрендинг-рестайлинг был осуществлён именем «Единой России» в те же «постболотные» годы (что б мы делали без лидера «ЕдРа» да Юргенса!).
В общем, какие концепции, такие и помещения… Интересно, что там происходит теперь, но про ИНСОР не слышно давно ничего, а «мои новые покровители» стригут купоны-дивиденды уже не отстёгивая «на развитие» (пиар-имитацию интеллектуальной вовлечённости интеллигенции в государственные и литературные дела) этим забытым институциям.
Д.Ч.
