Автор: 15 января исполняется 122 года со дня рождения турецкого поэта-коммуниста Назыма Хикмета (1902-1963). Этот пламенный творец, не только мечтавший о социалистической революции в родной Турции, но и делавший для неё всё возможное, провёл семнадцать лет в «родных» тюрьмах, — за это время нацисты пришли к власти в Германии, начали Вторую мировую, проиграли её… Как не хватало тогда голоса Хикмета в СССР и всему «красному» свету — можно только догадываться (кстати, Турция была в союзе с нацистской Германией, хоть и старалась де факто держать нейтралитет)…
«...Да, я изменник родины, если вы — патриоты, Если родина — ваши поместья, Если родина — ваши кассы и вклады, Если родина — смерть от голода на обочинах, Если родина — малярийный озноб, Если родина — ваше право сосать из нас кровь на фабриках, Если родина — лапы помещиков, дубинки полиции, Если родина — американские бомбы и базы, Да, я — изменник родины. Напишите на трёх столбцах трехаршинными буквами: «Назым Хикмет остаётся изменником родины».
Отец Назыма, Хикмет-бей, был госслужащим, работал в аппарате Министерства иностранных дел Османской империи. Дед Мехмет Назим Паша в разное время был губернатором в Диярбакыре, Алеппо, Конье и Сивасе, входил в суфийский орден Мевлеви и исповедовал либертарные взгляды.
Мать Назыма, Джелил Ханым, была образованной для своего времени женщиной, художницей, знала французский язык, умела играть на фортепиано. Она была дочерью османского генерала Энвера Джелаледдина Паши. Прадед Хикмета по материнской линии, поляк Константин Божецкий (Konstanty Borzęcki ), эмигрировал в Турцию после революций 1848 года, сменил подданство, принял ислам и под именем Мустафы Джелаледдина Паши служил офицером в османском войске. В 1869 году в Стамбуле вышла его монументальная работа «Les Turcs anciens et modernes» («Древние и современные турки») — книга, которая положила начало современной турецкой политической мысли.
Другой прадед Назыма по материнской линии, османский генерал Мехмет Али-Паша, родился в Бранденбурге (Пруссия), его настоящее имя было Людвиг Карл Фридрих Детройт (Карл Детрой). В юности он покинул дом, путешествовал, в Османской империи принял ислам, сменил имя и поступил в военное училище. Учавствовал в Крымской войне, в 1865 году стал бригадным генералом и получил титул паши. Во время Русско-турецкой войны 1877—1878 годов он возглавлял турецкое войско в Болгарии, позже участвовал в Берлинском конгрессе 1878 года и был убит повстанцами в Косово.
В 1913 году Назым написал своё первое стихотворение, «Feryad-ı Vatan» («Плач Родины»). Годы его учёбы пришлись на время политического подъема в обществе под влиянием Первой мировой войны и Русской революции 1917 года. Его стихотворение “Плачут ли всё ещё под кипарисом?” было опубликовано в “Новом журнале” 3 октября 1918 года под псевдонимом Мехмед Назым. В России уже год как свершилась Великая Октябрьская социалистическая революция, неизменно вдохновлявшая поэта всю жизнь, и саму его судьбу круто повернувшая сперва лицом к РСФСР и СССР, а затем и ко всему миру, который мог и должен был преобразиться в Коммуну, подобно России и примкнувших к ней республик свободных.
Назым Хикмет окончил Военно-морскую академию (1919), на короткое время был назначен морским офицером на османский крейсер «Хамидие», однако в 1920 году по состоянию здоровья был освобождён от службы на флоте. Некоторое время поэт преподавал в городе Болу. В сентябре 1921 года отправился через Батуми в Москву, где начинает учиться в Коммунистическом университете трудящихся Востока.
Вдохновлённый русскими футуристами и конструктивистами, с которыми он познакомился во время учебы в Москве с 1921 по 1924 год, Назым Хикмет начал разрабатывать новый поэтический язык, лишённый классических форм. “Песня пьющих солнце”, первая книга стихотворений поэта (названа по центральной поэме, написанной им в момент земляных работ для подпольной типографии), была опубликована в Баку в 1928 году, а в 1929 году в Стамбуле был опубликован сборник “835 строк”, спровоцировавший широкий резонанс в литературных кругах.
Это примерное, приблизительное акустическое исполнение поэмы в версии группы Эшелон, однако у Хикмета есть и другие произведения, ставшие ораториями и рок-хитами не только благодаря усилиям коммунистов же. Например, его стихи, написанные по свежим следам кровавых событий — об убийстве его товарищей-коммунистов.
Стихотворение «Пятнадцать ран» посвящено основателю и руководителю Турецкой коммунистической партии Мустафе Субхи и его четырнадцати товарищам, зверски убитым 28 января 1921 года в Чёрном море, недалеко от турецкого порта Трапезунд. Соответственно, 15 ран в сердце — это боль от утраты 15-ти казнённых реакционерами друзей-революционеров. Есть замечательная версия этих стихов, положенных на металлическую ритмику — в исполнении Ивана Баранова и группы «28 Гвардейцев Панфиловцев» (увы, видеоверсии нет, а аудио — только в ВК).
15 ран в груди моей, 15 ножей по рукоять, Вошли в мою грудь и ранят; Но бьется, бьется сердце мое, И биться не перестанет! 15 ран в груди моей, Вокруг этих ран темноты черней Обвились как скользкие гады Черного моря волны. Они задушить меня рады - Кровавые, темные воды! Вошло в мою грудь 15 ножей, Но сердце бьется в груди моей А сердце бьется, как Красное Знамя, И биться не перестанет! В груди моей 15 ран, Грудь прокололи 15 раз. Думали - сердце ранят, Но бьется, бьется сердце мое, И биться не перестанет! Задымили в груди 15 огней, Отломились в груди 15 ножей, И сердце бьется, как Красное Знамя, И биться не перестанет!
В 1933 году Хикмет был обвинён в участии в запрещенной организации и стремлении свергнуть режим Ататюрка, арестован и осуждён на пять лет лишения свободы (через год освобождён по амнистии). В дальнейшем почти после каждой книги его приговаривали к тюремному заключению. (Вот так и сегодня нужно писать каждую книгу! Чтобы у Системы каждый раз случалось несварение, чтоб отсутствовали ферменты для усвоения…)
1933—1935 гг Хикмет провёл в тюрьме в Бурсе, где написал революционную «Поэму о шейхе Бедреддине Шимавне» и «Письма к Таранта Бабу» — поэму о вторжении итальянских фашистов в Эфиопию. В сборнике стихов «Портреты» (1935), поэме «Письма к Таранта Бабу» (1935) и публицистической работе «Немецкий фашизм и расовая теория» (1936) он разоблачал фашизм и его турецких сторонников.
Накануне Второй мировой войны противостояние между правой националистической и левой интеллигенцией в Турецкой республике достигает пика. Во время политического процесса в 1938 году военный суд приговорил Хикмета к 28 годам и 4 месяцам тюрьмы с запретом публикаций по обвинению в подстрекательстве к мятежу. Вина поэта заключалась в том, что у курсантов военного училища были найдены книги с его стихами, которые в то время находились в свободной продаже. На этот раз в тюрьмах Стамбула, Анкары, Чанкиры и Бурсы он провёл более двенадцати лет.
Но творческая деятельность Хикмета продолжилась и в тюрьме: в частности, за решёткой он перевел «Войну и мир» Льва Толстого, написал цикл стихов «Письма из тюрьмы» и эпопею «Человеческая панорама из моей страны». В тюрьме он знакомится с молодыми художниками Орханом Кемалем и Ибрахимом Балабаном. В 1948 году он влюбился в дочь своего дяди Мюневвер Андач (Берк), посвятил ей ряд стихотворений и наконец, выйдя из тюрьмы, женился на ней.
В конце 1940-х годах резко ухудшилось состояние здоровья поэта. В 1949 году интеллектуалы со всего мира, включая Пабло Пикассо, Поля Робсона и Жана-Поля Сартра, создали комитет, который добивался освобождения Назыма Хикмета. Его освобождения требовали также юристы Анкары и интеллектуалы Стамбула, доказавшие, что тюремный срок Хикмета — результат судебной ошибки.
В 1950 году, пережив сердечный приступ, Хикмет провёл 18-дневную голодовку. В результате, в том же году после парламентских выборов, 15 июля, уже прекрасно знакомый читателю далеко за пределами Турции, поэт был освобождён на основании всеобщей амнистии. Длительное время 49-летний поэт был поражён в правах и не мог нигде найти никакой работы, полиция вела за ним постоянное наблюдение… 17 июня 1951 года он покидает Стамбул, поскольку ему прислали повестку в армию. Опасаясь «случайного» убийства «при попытке побега» Хикмет отправился в Москву через Румынию. 25 июля 1951 года постановлением Совета Министров немилостивой к нему, хоть давно уже республиканской родины, он был лишен турецкого гражданства.
Вместе с Пабло Нерудой в том же 1951 году Хикмет становится лауреатом Международной Премии Мира, за его освобождение во время последнего заключения выступают Пикассо и Сартр. С начала 50-х поэт живёт в Москве: на даче в Переделкино летом и в сталинском доме на 2-й Песчаной зимой.
В СССР Назыму были несказанно рады! Он неоднократно бывал и выступал в ЦДЛ, в Малом зале (где в первых рядах частенько сиживала Лиля Брик, жила поблизости). Его ввели в редколлегии многих журналов и альманахов («День поэзии», например), он женился на вдвое младшей его русской девушке. Это отдельная, удивительная история: она была замужем, воспитывала дочь, однако сделала выбор в пользу влюблённого в неё, в отцы годящегося поэта…
…Мужчина за пятьдесят и молодая женщина входят в троллейбус и пока спутница покупает билеты, он оглядывает пассажиров и громко говорит с акцентом: «О-хо-хо, товарищи, вы не можете себе представить, как я серьезно люблю этот баба…» (по-турецки «баба» — отец, отсюда мужской род). Воцаряется гробовая тишина. Москва, конец 1950 годов…
Вплоть до своей смерти Хикмет путешествовал по многим странам, читал лекции и свои стихи. Болезни, перенесённые за годы тюремного заключения, однако, не оставляли его в покое. Так, 3 июня 1963 года Назым Хикмет умер в своём доме в Москве. Похоронен на Новодевичьем кладбище.
Вот стихотворение, написанное им незадолго до кончины, которую он как человек неверующий, марксист и материалист, предощущал и осознавал её близость.
Откуда вынесут мой гроб, из нашего ли двора? И как вы меня спустите с третьего этажа? Ведь гроб не поместится в лифте, да и нельзя, а лестница наша узка. И, может быть, голуби будут, и солнце по грудь, а может быть, снег, наполненный криком детей, а может быть, дождь и мокрый асфальт вокруг, и ящики с мусором будут стоять у дверей. Мне на лоб упасть может капля дождя – Вода, говорят, к добру, и будет оркестр или нет - дети ко мне прибегут, дети покойников любят, за мною пойдут по двору. Проводит меня наш милый балкон с бельем, окно нашей кухни посмотрит мне вслед. Я в этом дворе был счастлив. Будь счастлив, мой дом, Соседи мои, желаю вам долгих лет.
Д.Ч.
