13.12.2024

Зачем я в небе не кружу?

Ольга Козэль родилась и проживает в Москве. В детстве посещала литературную студию «Жизальмо». Желанием заниматься литературой считает себя во многом обязанной руководителю студии – поэту Татьяне Михайловне Котенёвой. Окончила Литературный институт имени Горького и аспирантуру ИМЛИ РАН, защитила диссертацию по прозе Фазиля Искандера. Автор трёх книг. Стихи и проза публиковались в русской и зарубежной периодике. Член Союза писателей Москвы, член Союза журналистов России. Работает водителем городских линейных пассажирских маршрутов в 16-м автобусном парке города Москвы.

Рождество

Ну, не враги ж вы мне, овраги!
Не нужно вышибать слезу.
Травы малюсенькие шпаги
И кто-то маленький внизу.
Мадонна смотрит детски хмуро,
Сметая крошки со стола.
Она бела, широкоскула,
Широкоскула и бела.
И – ни ответа, ни привета.
Опасно истончилась нить.
И только, собственно, об этом
Мне хочется поговорить.

Стихи о моём экспрессе
За синею кромкою леса
Синеет больница во мгле.
Сижу я в кабине экспресса,
И руки мои на руле.
Цвет синий – холодный, бездушный,
Но нет на Земле горячей
Чужих и ко мне равнодушных
Рассеянных синих очей.
Отъехав от автовокзала,
Сто раз их припомню на дню.
Мне первой звонить не пристало,
Но всё-таки я позвоню.
В душе я ращу бессердечье,
Жар-птицыно пью молоко.
И как хорошо, что, конечно,
До старости мне далеко.
Скажу, что до лета, до лета
Прощаюсь, плутаю в зиме.
Экспресс тоже синего цвета,
Но это не видно во тьме.
А в Гжели сапфиры, сапфиры
Рассыпаны возле дорог.
А в Гжели торгуют пломбиром
Тягучим и сладким, как вздох.

***
Живёт в Таганрогском заливе маяк.
Пока безымянный, но это пустяк.
В Москве маневровый пыхтит тепловоз,
А я отморожу и щёки, и нос,
Пока с обожаньем смотрю на него.

Живым дело есть до всего, до всего.
И всё-таки жизнь провести на боку –
Позиция самая верная.
Я имя придумываю маяку –
Придумаю скоро, наверное.

***
Если руки мне скрутит вина,
Пусть враги торжествуют победу!
На Кавказ я, пожалуй, уеду –
Там такие у трав имена!

Там томился в горах Прометей,
Был он мальчик, но травы моложе.
Ястребинец, бессмертник, алтей
За меня свои головы сложат.

Ну а если моя голова
От усталости болью возропщет,
Мне споёт вероника-трава,
Улыбнётся из рва расторопша.

За окошком крапивная тишь,
Каплет холод с неоновой крыши.
Что ты, ласточка, мне говоришь?
Я не слышу, не слышу, не слышу!

Шофёр

В тот год машины шли по Ладоге.
Казалось, стоит лишь вздохнуть,
И не по Ладоге – по радуге
В блокадный город ляжет путь.

Зима разила белым оловом,
Столярным снежным ремеслом,
Она обхватывала голову,
Припомнив зло другим числом.

И, как рубанок стружку нежную,
Кардан позёмку нарезал.
Под снегом, пахнущим подснежником,
Маячил ожиданья зал.

Где как влюблённый ли, помешанный,
Не различал ты тьму и свет.
Никто не стоит злобы бешеной.
Никто, никто. Лишь белый цвет.  

***
Я шатаюсь день-деньской,
Сдерживая шаг некстати
У гравёрной мастерской
В переулке на Арбате.

Гравировка серебра,
Гравировка на оружье,
И, рассеянно-щедра,
Чья-то память смотрит в лужи.

Как кружится голова,
Что задета словом громким!
Нас переживут слова –
В назидание потомкам.

Но когда ты нелюбим,
На душе скребут не кошки: 
В лёгких стынет едкий дым,
Залежи гранитной крошки.

Так пылают от стыда
Уши. И сказать неловко:
«Никогда так никогда».
Уберите гравировку!

***
Терять в свою победу веру
Невыносимо, только всё ж:
«Поручик Лермонтов, к барьеру!» –
Вот это вызывает дрожь.

Ещё вчера за детской партой
Ты скрытничал и рвал тетрадь,
На карту жизнь! Но бита карта!
И на ноги тебе не встать.

Пусть двести лет струят молитвы
Молочный поминальный свет.
Бывает проигравший в битве –
В дуэли проигравших нет.

***
Мы – взрослые. Нас разлюбили.
И, гордо бросив «наплевать»,
Мы плачем лишь в пустой квартире.
И снова плачем. И опять.
Но найден повод, чтоб небрежно
Глядеть в окно, как в окуляр,
И каждый вторник так прилежно
Таскаться на Тверской бульвар.
Как будто я во вражьем стане
Веду подпольную войну.
Как будто в Тихом океане
Прослушиваю глубину.

***
За кинжальной насечкой
Наблюдаю с тоской.
Над Непрядвою-речкой
Едет Дмитрий Донской.
Тает войско, как пламя.
Знать, недобрая весть.
И, конечно, меж нами
Что-то общее есть.
За свечою на улице
Наступает зима.
В серебре у них сулицы,
В серебре шелома.
Не прочерчены линии.
В гроб уложено тело.
И берёзонька синяя:
От огня посинела.

***
В земле живут алмазы.
Руда живёт в горах.
Наверно, водолазы
Не знают слова «страх».

Но я – земная птаха,
И я боюсь воды.
Я состою из страха
И прочей ерунды.

Об одном и том же мысли:
Не настанет лето, если,
Если пеньем соловьёв
Не наполнюсь до краёв.

***
Мне не даются повороты,
И я робею отчего-то.
А очень многим повернуть
Намного легче, чем вздохнуть.
Я увеличиваю угол,
Но угол крошится, как уголь.
На пальцы сыплется табак –
И не вписаться мне никак.
Зачем, за что мне эта драма –
Держать удар, держаться прямо?
И я завидую стрижу:
Зачем я в небе не кружу?

***
Не видать мне тебя, княженика!
Ты живёшь неприкаянно, дико.
Гор отроги в уральских лесах
Точно пальцы в твоих волосах.
Угловатой походкой усталой
Осторожно ступаешь по скалам.
Поглядишь – и вода из колодца
Словно кровь лебединая, жжётся.
Княженика, спаси тебя Боже,
За красу и за горечь твою!
Мы – чужие. И всё же, и всё же
Ты навечно во мне, как в раю.

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован.

Капча загружается...