Автор: Если мне память не изменяет, я купила эту книгу из-за принадлежности её к серии «Библиотека приключений и научной фантастики», а также потому, что имя Мариэтты Шагинян у меня ассоциировалось с биографией Ленина или с романом «Гидроцентраль», название которого одновременно и пугает, и завораживает. Мне кажется, у молодых это имя вообще ни с чем не ассоциируется, так что им даже проще представить Шагинян сочинительницей авантюрных романов.
Об авторе
Мариэтта Шагинян родилась в Москве в 1888 году в семье врача. Но отец Мариэтты был не просто врачом, а приват-доцентом кафедры диагностики Императорского Московского университета. Так что девушка получила очень хорошее образование, а в 1912–1914 гг. она даже училась в Гейдельбергском университете. Начиная с 1906 года Шагинян сотрудничала с самыми разными газетами.
С восторгом приняла революцию. Интересно, что она могла поплатиться именно за своё увлечение биографией Ленина. Калмыцкие корни, которые она обнаружила в родословной вождя мирового пролетариата, никого не обрадовали. Хотя почему никого? Немецкие газеты 1937 года были рады этому открытию.
Шагинян умерла в 1982-м на 94-м году жизни. У неё была поразительная работоспособность и, видимо, не меньшая амбициозность. Не считая научных работ, она опубликовала более 70 книг самых разных жанров. Начинала Шагинян как поэтесса, сочиняла символистские стихи. Пишут, что в 1915 году читающая публика ставила её стихи выше цветаевских. Даже если в этом есть доля преувеличения, а вкусы публики всегда оставляют желать лучшего, всё равно приходится признать, что имя Шагинян, как минимум, было на слуху. Она известна как переводчик Низами и Уилки Коллинза, как литературовед – по работам, посвящённым творчеству Шевченко, Крылова, Гёте, Ходасевича и многих других.
Шагинян была последовательным борцом против реформы языка, за что её постоянно критиковали коллеги, обзывая литературным оппортунистом.
«Месс-Менд»
Этот роман-сказка вышел в 1924 году, но был переработан автором в 1956-м. Таких переработанных романов у неё несколько, включая пресловутую «Гидроцентраль». Шагинян, правда, уверяет, что в процессе переработки сохранились утопическая, сюжетная и юмористическая части.
Сама идея написать подобный роман пришла к ней после прочтения призыва в газете «Правда» создать приключенческую литературу для юношества. Страна нуждалась в «красных Пинкертонах».
«Месс-Менд» вышел под именем Джима Доллара. Шагинян написала вступительный очерк о жизни и творчестве Джима Доллара, сочинив ему яркую биографию (она даже сделала сноску, что биография взята в «Нью-Йорк Джеральд» № 381).
Джим Доллар младенцем был подкинут вокзальному носильщику с бляхой № 701, в детстве и юности претерпел много лишений. Однажды его так поразил синематограф, что он стал сочинять сценки и показывать их рабочим спичечной фабрики, на которой трудился в поте лица.
Джим Доллар писал кинороманы, сам же их иллюстрировал небольшими картинками. Эти картинки, нарисованные неумелой рукой, были главным препятствием («роковой особенностью») для издания романов. Издатели отправляли рукопись в мусорную корзину не читая. Но, как и следовало ожидать, Джим Доллар получил большое наследство, что позволило ему напечатать кинороман вместе с рисунками за собственные деньги. Видимо, Шагинян предполагала, что роман будет напечатан с подобными иллюстрациями. Но я нигде не нашла подтверждения, что они были именно в 1924 году. Роман выходил еженедельно, по частям, тоненькими брошюрками. Обложки делал А. Родченко. Их легко найти в интернете.
Некоторое время читатели строили догадки, кто же скрывается под псевдонимом Джим Доллар. В качестве возможных авторов называли А.Н. Толстого, Эренбурга, Слонимского и Никитина. Шагинян никто не заподозрил, её считали скучной и солидной.
Шагинян написала и послесловие «Как я писала «Месс-Менд»», которое объясняет многие вещи, вызвавшие у меня недоумение во время чтения. Она пишет, что близкие всё время пытались угадать, что будет с героями дальше. И Шагинян на ходу меняла сюжет. С одной стороны, это хорошо – читатель тоже не угадывает, что дальше. С другой стороны, эти неожиданные развороты ломают логику сюжета.
Например, читатель смирился с горами трупов, отмечая, что половину убитых можно было и не убивать. И вдруг в финале некоторые трупы «оживают». И уж конечно, объяснения автора (как же так вдруг вышло?) выглядят неубедительно. Шагинян призналась, что оживить один труп она пообещала сестре. Дочери она пообещала ввести учёную собаку. И эта собака, кажется, – не только самая умная собака во Вселенной, и не только из всех героев романа, но ещё и самая ловкая. Когда герои попадают на дно деревянного колодца, в котором есть только отвесные ступени и кольца, чтобы держаться, именно собака первой выбирается наверх. Я думаю, она просто высоко подпрыгнула. Либо это была летучая собака.
И последнее, третье, обещание Шагинян дала мужу. Он попросил ввести хотя бы одного армянина. И мы получили загадочного Сетто из Диарбекира, который там даром не нужен, как и многие другие герои. Больше всего я уставала следить именно за очередной цепочкой событий после очередного ввода героя. (Возможно, Шагинян сильно недоговаривает, и таких удовлетворённых просьб родственников было намного больше.)
Шагинян признаётся, что герои со временем вышли из-под писательского контроля, а пародия на американский детектив вскоре превратилась… а вот во что именно она превратилась, не очень-то понятно. Как и сам жанр «роман-сказка» совершенно за гранью понимания. Шагинян считала, что пародия переродилась в пафос. Но в таком случае этот пафос довольно терпимый.
Конечно, в основе романа стоит противопоставление двух миров – дикого мира капитала и мира победившей революции. Для меня остаётся большой загадкой, почему дикий мир капитала в любом произведении любого автора-фантаста, включая Грина, Беляева и А.Н. Толстого, такой свободнодышащий. Таким же мы видим его в кино или и в оперетте. Да, этим миром правят очень богатые люди с очень плохим характером. Но этим нехорошим людям совершенно открыто противостоят фигуры почти мифических борцов за свободу. Это могут быть рабочие, моряки или свободные представители очень несвободной прессы. А если эти борцы объединены в профсоюз, они становятся реальной занозой в жизни капиталиста-мизантропа. Советские коммунисты по сравнению с западными выглядят чистой схемой. Но в этом нет ничего удивительного, ведь герой хорош только в борьбе, и в ней он должен погибнуть. А победивший и выживший герой – это нонсенс и скукота.
Мир капитала написан у всех наших фантастов словно по шаблону. Откуда взялся этот шаблон и почему пришёлся по вкусу и авторам, и публике? Авторы, возможно, считали, что такое описание весьма близко к действительности. Хотя сегодняшнему читателю кажется странным подобная героизация рабочего. Странным кажется и то, что миллионер и рабочий вообще могут где-то встретиться нос к носу и наговорить друг другу гадостей. Наверное, это и подкупает читателя. Читаешь про дикий капитализм, а видишь недосягаемую свободу и демократичность.
Что же касается описания советских достижений, то эти достижения утопичны до такой степени, что даже не смешно. На базе Путиловского завода создан некий индустриально-агрономический трёхъярусный колосс. Не иначе как новый Вавилон. Мне особенно понравилось про поля, где выращиваются все мыслимые и немыслимые культуры, ягель по соседству с ананасом. Для чего над каждым участком создан свой микроклимат. Тут же рядом рудники, в которых добывают абсолютно всё. Шагинян нисколько не волнует, сколько энергии сожрёт такой экспериментальный объект. Это же роман-сказка. Американцы приехали, поразились: «Мы все хотим в СССР!» А я читаю и понимаю, что не хочу в СССР и сказок тоже не хочу. Этот бредовый Путиловский завод на самом деле прекрасно иллюстрирует, как при плановой экономике миллиарды вбухивались в подобную стройку века только для того, чтобы поразить очередных американцев.
Шагинян и для американцев придумала много бреда. Загадочное название «Месс-Менд» – это название союза рабочих и одновременно пароль. Отзыв «Менд-Месс». Зачем там пароль, не знаю. Рабочие его произносят вслух, совершенно ни от кого не прячась. Две буквы «м», друг под другом, очень напоминают буквы над метрополитеном. Такое клеймо ставят на все вещи, над которыми рабочие потрудились особым образом. Эти вещи служат не столько господам, сколько самим рабочим, их создателям. Например, если это зеркало, с него можно снять пластины, на которых запечатлено, как на фотографиях, что происходило в комнате. Если это стена, то через неё можно пройти. То есть между всеми стенами есть потайные коридоры. А если это замОк, то он откроется при лёгком касании. Не правда ли, какая прелесть! Конечно, это очень напоминает незаконную слежку и воровство. Но Шагинян на голубом глазу пишет, как это здорово, как это приблизит победу коммунизма. Слова для пароля она нашла с помощью гадания на кошке и словаре. (Несколько легкомысленное отношению к словарю для доктора филологии – давать кошке листать словарь.)
Самое смешное, что с таким арсеналом слежения союз рабочих до самого финала терпит одно поражение за другим. А противостоит союзу всего лишь один человек – магнитизёр и гипнотизёр Чиче. Правда, Шагинян, войдя во вкус, в конце романа превратила Чиче (а вслед за ним это ждёт любого ненавидящего СССР) в животное. У Чиче выросли перепонки между пальцами, а позвоночник потерял вертикальность.
Особенности стиля
Первое, что бросается в глаза, – это резкая смена – от повествования в прошедшем времени на описание новой экспозиции в настоящем времени. Что вполне объясняется жанром киноромана: завершается одна сценка – и тут же следует описание для новой сценки, сделанное очень подробно; даже подробнее, чем в драматическом произведении. Но остаётся некий осадок разрыва текста, его дисгармоничности. Мне кажется, если бы с экспозиции начинались новые главы, это было бы хорошо. А когда такой ввод происходит в середине главы, это смело, но разрушительно.
Второе – богатый словарь автора. Можно встретить слово, за которым придётся лезть в словарь. Мне запомнились «нафабренные усы и желтофиоль в петлице». Есть ещё пара мест, где в сносках в качестве примечаний редактора дана игра иностранных слов, которая якобы была утрачена при переводе. Но мы-то знаем, что перевода не было. А вот игра у автора, несомненно, была. Но эти игры со словами почему-то не произвели на меня должного впечатления. Вот, например, выражение Ara-Massacre – это игра слов maize (маис), sugar (сахар) и massacre (смертоубийство). Это про экспорт кукурузы в Советскую Россию. В другом месте Колриджа сравнивают с овсянкой, объясняя это рифмой Coleridge – porridge.
Третье – это все элементы пародии. Например, выбор имён героев. Противного русского князя-эмигранта зовут так, что при попытке произнести это имя вслух, у меня рот свело от смеха. Пока читала, это выглядело просто нелепо, а как только захотела мужу рассказать, не могу произнести и всё. Феофан Иванович Оболонкин он, товарищи. Это даже похлеще, чем чернокожий граф Ростов в современном западном кинематографе. Использует Шагинян и прямые обращения к читателю, которые сейчас не очень популярны.
Есть у меня любимый эпизод в романе. В Петербург на разных судах плывут муж и жена Василовы. Только они оба не Василовы. Вместо коммуниста Василова плывёт красавчик Артур, обманутый капиталистами (он везёт бомбу). Артур – женоненавистник. А вместо убитой жены Василова плывёт красавица Вивиан, чтобы убить Артура, которого она ошибочно считает виновным в своих бедах. Интрига в том, что она знает, что это не Василов, а он убеждён, что это супруга Василова – Катя Ивановна. (Далее спойлер!) Конечно, наступает такой момент, когда Артур готов отбросить своё женоненавистничество вместе с одеялом, укрывающим Катю Ивановну, и предаться счастию. И тут он натыкается на взгляд, полный ненависти, который не смогла скрыть мнимая Катя Ивановна, потому что она тоже влюбилась и потеряла контроль над эмоциями. А мнимый Василов сидит всю ночь до утра, закрыв лицо руками, тихо плачет. Жаль, что эта линия любви такая короткая. Шагинян вполне могла бы писать хорошие любовные романы.
Четвёртой особенностью я бы назвала афористичные начала глав. Вот так, собственно, вводится история Василовых. Очень по-толстовски:
«Всякий честный коммунист на первое место ставит долг, а на второе – жену. Всякая жена норовит поставить на первое место себя, а на второе – всё остальное.
У товарища Василова, члена нью-йоркской компартии, создалась именно такая семейная конъюнктура…»
Интересной особенностью почти всех фантастических текстов является их пророческая составляющая. Чем абсурднее выдумка, тем точнее она рано или поздно осуществится. Приведу довольно длинную цитату про ЗОЖ. Этот обед у миллионера Кресслинга очень напоминает обеды у Репина в Куоккале, о которых красноречиво рассказывали все хоть раз на них побывавшие. Добавлю только, что Шагинян писала роман в 1923 году, когда питалась лавровым супом, то есть супом из воды и лаврового листа:
«При слове «откушать» те, кто уже бывал в гостях у Кресслинга, не могли удержаться от несколько кривой гримасы… Блюда из чистого золота плавно разъехались по столу. На одном из них был поджаренный ячменный хлеб из штата Висконсин, другое содержало тонко нарезанный репчатый лук, на третьем находились ломтики превосходного чикагского сыра. В чашках музейного фарфора приплыла и разместилась на столе та белая масса, которую русские называют простоквашей… Полилась в хрустальные бокалы и охлаждённая смесь водорода с кислородом, именуемая водой.
– Поужинаем, господа, – любезно проговорил Джим Кресслинг, первый подав пример и прикусив ячменного хлеба с луком. – Мы, властители крупнейших капиталов мира, знаем вульгарную мечту простонародья и чернорабочей части человечества набивать себе желудки едой. Уже одно это показывает их неспособность управлять Вселенной. Получи они власть – и через год вы их не узнаете, так закруглятся их животы и заплывут глаза; а ещё через год никакие врачи не помогут им от ожирения и подагры… Уменье жить, одеваться, тратить деньги, сохранять долголетие, уменье знать и понимать меру вещей – это привилегия тех, кто держит в своих руках все возможности быть чрезмерными! После шести, господа, я вообще ничего не ем – только пью виши, но за компанию…»
В заключение скажу, что сколько бы я ни наводила критики, по тексту романа видно, что Шагинян увлеклась его творением не на шутку. Потому и сегодня этот роман продолжают читать любители фантастики. Столько всего серьёзного она написала, а читают эту безделку. Ничего не бывает просто так. Она сама признавалась, что «Месс-Менд» – это не халтура, а «горение фосфора», то есть творчество. Вот потому и читают.
Галина БУРДЕНКО
