Загадка подполковника N

Он спас от падения международную космическую станцию и в награду за это попросил отправить его служить из Москвы в Забайкалье. Мы не называем его фамилии. Только имя и воинское звание. Вскоре вы поймете, почему.

ЧП на орбите

Это произошло 10 ноября 1998 года. В тот день с космодрома Байконур Россия запустила на околоземную орбиту первый рабочий блок «Заря» — центральный функциональный узел Международной космической станции (МКС) «Альфа», той самой, что до сих пор работает на околоземной орбите.

Полет «Зари» по разным причинам, в основном финансовым, столько раз откладывался, что вызвал несколько крупных политических скандалов в американском сенате и конгрессе.

Вашингтон грозил отказаться от совместной работы над проектом, объявить Москве штрафные санкции в размере 10 миллиардов долларов (двойную цену стоимости первого блока) и вообще прекратить с Россией всяческие связи в космической отрасли.

Ракета-носитель не подвела.

В назначенное время она оторвалась от пускового стола и через считанные минуты вынесла блок на орбиту. Оставалось только включить его в автономный режим — развернуть солнечные батареи, раскрутить гирокомпасы, запустить бортовые источники питания и электронно-вычислительную машину…

Сообщения об этом ждали на Байконуре и в подмосковном Королеве — в знаменитом на весь мир ЦУПе, который мы регулярно видим по телевизору. Правда, управляют полетом космических аппаратов вовсе не оттуда, а с семи наземных
командно-измерительных комплексов (ОКИК), что принадлежат военным. Расположены они вокруг Москвы — в Щелкове, в Голицыне-2 или, как его еще называют, Краснознаменске, и Малоярославце, а также в Воркуте, Енисейске, Улан-Удэ и Уссурийске. Эти комплексы по очереди и должны были задать «Заре» программу на начало автономного полета.

Но на первом витке «оживить» ее не удалось — МКС не принимала команды Земли. То же самое произошло через полтора часа, когда станция опять вошла в зону видимости российских космических средств. Подполковник Александр Н. потом объяснит мне: одна из двух антенн спутника почему-то оказалась включенной не на прием информации, а на излучение. Причем настолько мощное, что никакие импульсы с наземных комплексов «пробить» его не могли. «Заря» пошла на третий, последний, виток. «Последний», потому что, если во время пролета «взбесившейся» МКС над территорией России не удалось бы подключить к работе ее бортовую аппаратуру, станция просто погибла бы. Вместе с ней погибла бы вся российская и, впрочем, международная космическая программа, сгорели бы синим пламенем последние остатки престижа нашей страны в освоении космоса. Не говоря уж о том, что только финансовые убытки составили бы абсолютно неподъемную для родного правительства сумму — 15 миллиардов «зеленых».

Понятно, почему этот виток в ЦУПе встретили напряженным молчанием. Информация из Щелкова оказалась неутешительной — МКС не принимала команд. То же самое сообщили из Голицына и Малоярославца, из Воркуты и Енисейска.

А непокорная «Заря» уже приближалась к Улан-Удэ. В зоне видимости этого, предпоследнего, пункта управления она должна была находиться всего около семи минут.

Подполковник Александр Н. оказался там, в Бурятии, почти случайно. Старший инженер-испытатель, он проходил службу в подмосковном Голицыне-2 и приехал на этот наземный комплекс неделю назад, чтобы помочь представителям промышленности провести модернизацию станции, которую впоследствии предполагалось использовать в управлении полетом МКС.

И в момент пролета «Зари» над Улан-Удэ подполковник Н. находился на командном пункте станции, хотя и не входил в ее дежурный расчет и, по существу, присутствовать там во время боевой работы не имел права. Более того, когда МКС в третий раз вошла в зону их видимости, он слегка оттеснил плечом от главного компьютера КП начальника смены, чего тот в запарке и не заметил, и начал стучать пальцами по клавишам ЭВМ, отправляя на «Зарю» одну за другой сотни команд, которые не только не были запланированы программой полета, но и, казалось, вообще имели к этому процессу весьма отдаленное отношение. Офицер рассказывал мне:

— Я решил выключить автоматику и войти в связь с МКС вручную. На глазок изменить параметры ее настройки. Только так, я чувствовал, можно было подавить встречное излучение и пробиться к бортовым компьютерам «Зари». Это все равно как «скорая помощь» выскакивает на встречную полосу движения и мчится по ней, ревом
своей сирены разгоняет идущие навстречу автомобили.

— А что, если кто-то не увидит или не услышит этой «скорой»? — спросил я.

— Тогда неминуемая катастрофа, — ответил подполковник.

Для него, что он понял только потом, эта история могла кончиться отстранением от службы, следствием и, не исключено, трибуналом.

Катастрофы с МКС не произошло. Наоборот. Она вдруг «ожила» и включила бортовую ЭВМ. Правда, на команды из Уссурийска, которые пошли по старой схеме, опять не ответила. Но за полтора часа до следующего появления «Зари» над территорией России подполковник Н. успел доложить московскому начальству, что, как и почему
делал, и уже на следующем витке и Щелково, и Голицыно, и Малоярославец, да и другие наземные пункты управления стали работать по разработанной им программе.

Престиж России и международная космическая программа были спасены.

Орден возвращает долги

Только через три недели подполковник Н. вернулся домой в Москву. Там он узнал, что «за участие в подготовке и обеспечении запуска функционального головного блока «Заря» награжден орденом «За военные заслуги» 2-й степени. Кроме того, командир приказал финансистам залезть в НЗ и выдать офицеру всю задолженность, которая накопилась за последние пять лет — пайковые, командировочные, компенсацию за проезд… Это составило целых 15 тысяч рублей. И еще генерал распорядился выплатить «герою Главного испытательного центра Минобороны», как и другим участникам запуска МКС, премию в размере… 400 рублей на брата.

Александр долго смеялся:

— Начальник пищеблока Самарского завода «Южный», где собирали блок «Заря», для сравнения, получил тогда тысячу рублей.

Но офицерам не привыкать.

Несколько месяцев спустя у него заканчивался контракт с вооруженными силами. Его пригласил генерал и предложил продлить службу на очередные пять календарных лет. Пообещал освобождающуюся должность начальника отдела. Там Александру светила третья большая звездочка на погоны. Но он отказался от такой перспективы.

— Подпишу контракт при одном условии, — сказал подполковник командиру. — Если вы направите меня служить в Улан-Удэ.

— Но по тарифной сетке там твоя должность станет «дешевле» на пять ступенек, — предупредил тот.

-Это меня не пугает, — ответил Александр.

Чем ему не угодила Москва, этого не мог понять никто. В том числе и я. Потому и отправился искать подполковника Н. в Забайкалье.

Кризис среднего возраста

Впрочем, пока я летел в Улан-Удэ, в голове у меня, как казалось, сложился вполне внятный ответ на эту «загадку». По традиционной для сегодняшнего дня армейской схеме я догадывался: в Москве у офицера не было квартиры, надоело человеку мотаться с семьей по чужим углам, а в Бурятии, откуда он, видимо, родом, жилья в гарнизоне хватает, а еще рыбалка, охота, друзья детства… Ради всего этого, безусловно, можно отказаться и от столицы. Вскоре выяснилось, что реальная жизнь — намного богаче придуманного.

— Квартира в Голицыне у меня была, — сразу опроверг мои предположения Александр. — Отдельная, двухкомнатная. Нашей семье — с женой и школьником-сыном — вполне хватало. Да и родственников в Забайкалье у меня никаких. Я родился на Валдае, в Выползове, есть такой гарнизон у ракетчиков, а родители живут сейчас в Советске Калининградской области, бывшем Тильзите. Там я заканчивал среднюю школу. Почему уехал из Москвы?

Мы сидим с ним в холодной комнате гарнизонной гостиницы. За окнами минус сорок девять, и батареи не справляются с таким морозом. До столицы Бурятии отсюда целых тридцать километров. В поселке — двадцать домов, два детсада и одна средняя школа. Офицерское кафе, где в выходные случается дискотека. Кочегарка, которую тут называют «Авророй», наверное, из-за высоченных закопченных труб. Подсобное хозяйство с поросятами и коровами. И десятка полтора исполинских антенн, на которых, кажется, отдыхает небо. Такие места называют «медвежьими углами». Их в нашей армии
— не счесть.

Александр затягивается сигаретой и объясняет мне смысл своих поступков.

— Все так сложилось. В Голицыне мне приходилось заниматься в основном бумажной работой — писать какие-то справки, программы, задания, отчеты… А я — технарь чистой воды. Есть-пить не надо — дай в машине покопаться. Закончил лучший и на сегодняшний день военный вуз – «Можайку». По образованию — баллистик, специалист по расчету спутниковых орбит. А попал сначала служить в Казахстан, на Балхаш. Там надо было заниматься радиотехникой. Освоил ее, потом программирование — восемь языков ЭВМ знаю. Любой компьютер разбираю-собираю с закрытыми глазами. Кстати, первый самодельный ПК в войсках сделал именно я… Когда кто-то из гарнизонов звонил, из Воркуты или, к примеру, из Уссурийска, мол, появились проблемы, как исправить? Мне легче было слетать туда в командировку, своими руками все слепить, а не объяснять по телефону, что и как надо делать.

А еще была у меня идея. Сделать в Улан-Удэ второй, более совершенный комплекс управления полетом. Аппаратура для него вышла с завода давно, лет двадцать назад. Но так и лежала без надобности. А я подумал: там кое-что заменить можно, смонтировать
своими силами, будет скачок на несколько лет вперед. Два года пробивал свои предложения через все инстанции. Пробил. Кому реализовывать задуманное? Конечно же мне.

— Но была еще одна причина моего отъезда, — признает подполковник. — Может быть, главная. Сложности в семье. Знакомы мы с женой — назовем ее Сашей — с детства. вместе в Выползове росли, в одной школе учились. Только я на класс старше. И вся наша дружба проходила под знаком какого-то вечного соперничества. Я десятилетку закончил с «золотой медалью», она — тоже. Я поехал учиться в Питер, она — туда же, хотя ее родители переехали в Москву. Мы даже жили у них первое время, когда мою часть на Балхаше расформировали и меня перевели в Голицыно.

Добирался я на службу и со службы по три часа. Спать практически некогда было. И платили копейки, если платили. Приходилось «крутиться», подрабатывать в пяти-шести местах сразу. Кроме того, писал компьютерные программы для разных фирм. Зарабатывал недурно. А она все недовольна. Заставила пойти к командиру сказать: не могу больше ездить в такую даль — или дайте квартиру, или я увольняюсь ко всем чертям.

Меня очень ценили как специалиста. Сначала дали в Голицыне служебную квартиру, потом собственную. Она устроилась в гарнизоне на работу. Сын в школе учился. Вроде все хорошо. Но жена опять недовольна: ты не умеешь жить, не так все делаешь. Твои сверстники уже полковниками ходят. А кое-кто уже уволился из армии, свою фирму заимел, живет, как кум королю… Может, и поэтому я в командировках пропадал.

Стал я еще замечать, что у нас вроде бы появился «друг семьи». Хотел ему сгоряча морду набить. Но потом передумал: разбитой жизни этим не склеишь. Забронировал квартиру, и вот я здесь.

На семи ветрах

Начальник гарнизона «Звездный» и командир части, в которой сейчас служит подполковник, его ровесник (обоим по 36 лет) и тезка — полковник Александр Головко очень доволен своим подчиненным. До переезда в Улан-Удэ он тринадцать лет прослужил в Воркуте и знает Александра Н. еще оттуда.

— Это уникальный специалист, — говорит он мне про него. — Мы знали — приедет Саша, у нас оживет любое мертвое «железо».

В представлении подполковника на орден «За военные заслуги» я прочитал, что он модернизировал несколько станций, «исключив при этом малонадежные звенья в системе обмена информацией с Центром управления полетом, чем повысил надежность работы наземного комплекса управления МКС на 45 процентов. Что к тому же позволило
сократить штатный личный состав на 20 офицеров и сэкономить более миллиона рублей ежегодно на эксплуатацию техники».

Я попросил его показать этот орден. Но он его не нашел.

— Не знаю, где лежит, — объяснил Александр. — Я и авторских свидетельств на свои рационализаторские предложения и изобретения не оформлял и делать это не собираюсь. Ни к чему мне все это. Одна морока.

Правда, не всегда ему приходится совершенствовать именно боевую технику. В забайкальском гарнизоне много таких забот, которые часто выходят очень далеко за пределы служебных обязанностей офицера. Одна из них — каждодневная борьба за
выживаемость. Морозы здесь под полсотни градусов. Ветер такой, что даже снег не держится, его просто сдувает с земли. А тепломагистрали проложены еще лет сорок назад.
Летом того года, когда Александр прибыл в часть, полковник Головко как раз и принял решение заменить пятьдесят километров тех проржавевших и прохудившихся труб. Кому это делать? Ремонтных бригад в гарнизоне нет. И взять их неоткуда. Собрали офицерское
собрание и каждому, кто носит звездочки на погонах (а их в части — в два раза больше, чем солдат), досталась кирка, лопата и свой личный участок, который он должен был раскопать, вынуть старую трубу, а затем проложить и заизолировать новую.

«Ходячий компьютер» — подполковник Н. работал наравне со всеми. Но нынешней зимой в жилых домах, в детских садах и в школе, на боевых постах наземных станций управления космосом впервые за последние годы стало наконец-то тепло. А еще они
достроили гарнизонную баню, запаслись мазутом на всю зиму, развели курятник в полсотни хохлаток.

— Подполковник Н. за этим рвался в Забайкалье? — спросил я командира. — В Малоярославце или в Щелкове было не так интересно? Они ведь к дому поближе будут. Неужели главной стала работа на новой станции?

— Спросите об этом его самого, — ушел от ответа Головко. — Я о личных делах офицеров не говорю ни с кем.

Ищите женщину

«Личным делом» подполковника Н., как он мне рассказал, оказалась Любимая Женщина. Именно так. С большой буквы. Зовут Светланой.

Он познакомился с ней в предпоследней командировке сюда.

Вместе с мужиками из промышленности, с которыми монтировал новую установку, жил в городской гостинице, где она работала. Вроде и не замечал ее, некогда было. А тут как раз 12 апреля — День космонавтики, самый святой для них праздник. Накрыли стол. Пригласили женщин. Они оказались лицом к лицу.

Александр и Светлана не расставались в тот вечер ни на минуту. Он рассказывал ей о своей семейной жизни, она ему — о своей. О дочери, которая уже вышла замуж, об отце, который тоже был военным, об институте культуры, где она училась хореографии и потом преподавала ее в школе искусств, о том, что на учительские деньги не проживешь, хотя надо уметь довольствоваться малым. Обычные вроде бы вещи говорила, но Александр слушал ее и понимал: это то, что он сам думает, что считает для себя главным. И столько женской мягкости и покорности было в ее словах, столько света и радости в чуть раскосых глазах, столько уважения к его мужскому мнению, к его взглядам на жизнь, что он не смог устоять.

Может, еще и потому, что эта женщина оказалась полной противоположностью его супруге и в ней он нашел то, что ему так не доставало — душевное равновесие и уверенность в себе.

Они не расставались и в тот праздничный вечер, и в следующие дни. Через полтора года, когда он прилетел в очередную командировку, они снова были вместе. Светлана, пожалуй, и стала главной причиной, почему он выбрал для продолжения воинской службы не Европу, а именно «Звездный» — забайкальский «медвежий угол».

Полковник Головко, обрадованный его приездом, сразу же выделил отдельную двухкомнатную квартиру. Правда, Александр уступил ее многодетному прапорщику, а сам вселился в его однокомнатную. А Светлана жить к нему так и не переехала.

— Есть несколько пока еще не преодоленных препятствий, — объяснил ситуацию подполковник. — Дело в том, что моя любимая женщина — замужем. И она никак не может решиться оставить мужа. Боится, что он без нее пропадет.

Ее муж знает о существовании Александра. Они встречались, разговаривали, как мужчина с мужчиной. Правда, без скандала. Подполковник просил его отпустить Светлану, но тот этого не делает и ни в чем не упрекает жену. И жизнь офицера продолжает оставаться «равнобедренным треугольником».

* * *

…Подполковник Н. провожал меня на аэродром. Перед этим он звонил Светлане, договаривался с ней об очередной встрече. Я не слышал, о чем они говорили по телефону.

Только видел, как менялось выражение лица офицера. Оно то мрачнело, то вспыхивало каким-то особенным светом, как у юноши, который ждет и боится первого в жизни любовного свидания.

У меня сложилось впечатление, что Александр опять в поиске какого-то неординарного решения, которое, как «скорая помощь», вырвется на встречную полосу, промчится по ней, разгоняя все препятствия, но что-то и кого-то все равно спасет.

И еще я понял в те минуты: загадки среднего возраста и взрослой любви всегда, наверное, будут намного сложнее, чем спасение какой-то там «взбесившейся» МКС.

Виктор ЛИТОВКИН, военный обозреватель ТАСС

Улан-Удэ — Москва.