10 вопросов о детской литературе мы задали писателю Александру Торопцеву.
– Почему и в каком возрасте вы стали писать для детей? Что послужило толчком к творчеству?
– Писать детей, друзей детства, земляков по Домодедовскому жилпосёлку я начал на слове «надо». Служил я в Ракетных войсках стратегического назначения, друзья прислали письмо, в котором, в частности, сообщили, что моего соседа по коммуналке, А.Е., посадили в тюрьму. А он был очень добрым человеком, частенько, когда меня совсем одолевал голод, украдкой от родителей приносил еду и говорил такие слова, что я, гордый всё-таки человек, отказаться от его дара не мог. И вдруг тюрьма. «Но разве можно отправлять на зону добрых людей», – подумал я и загорелся (и этот пожар в душе горит до сих пор). И я сказал себе: «Саня, надо убедить людей в том, что они что-то неправильно делают по отношению к этим людям, надо писать своих друзей. Пусть все узнают, какими мы все были замечательными в детстве».
Такую сверхзадачу я поставил перед собой. Оказалось, на всю жизнь.
Нет-нет, я не писал душещипательные рассказы, дабы выжимать слезу у судей. Я писал сценки из жизни: грустные и весёлые, разные.
Меня не печатали с 1971 по 1991 год. «Мы не печатаем детские рассказы», – говорили одни, и им вторили другие: «Мы не печатаем взрослые рассказы».
А писал я детей в миру. А мир наш, жилпоселовский, на взрослый и детский делить было нельзя. Кстати, и самые великие писатели детства всегда это чувствовали даже в самых что ни на есть детских произведениях. Это – высший пилотаж.
– Для какой возрастной группы вы пишете и почему?
– Я часто говорю так. Есть люди, которые рождаются детьми, они взрослеют, становятся юношами, взрослыми, стариками и даже старцами, оставаясь детьми. А я родился 12-летним, и каким-то чудом, ещё не понимая этого, писал именно для 12-летних. А значит – для всех, понимаете?! В 12-летнем возрасте человек всё чаще задаёт вопросы, начиная со слова «почему?» (до этого были вопросы «а это что?», потом «а этот как?»), то есть он становится Человеком, пока мало знающим, но уже думающим, ответственным, ищущим себя в мире и мир в себе.
Именно для 12-летнего человека я с азартом принялся писать военные рассказы, которые позже легли в основу «Книги битв» и других историологических произведений. Однажды мне позвонили знакомые и сказали с некоторым скепсисом: «Твою «Книгу битв» читают в начальной школе». «Это же хорошо!» – ответил я. Но буквально через два часа мне позвонил преподаватель с журфака и с восторгом сказал: «Я Ваши книги советую читать первокурсникам как материал для курсовых работ». Представляете, как я был рад! От 7 до 17!
Вот, что такое литература для 12-летних.
– Если бы некая высшая сила поставила вас перед выбором: писать только для детей или только для взрослых, что выбрали бы вы?
– Я часто говорю о том, что в детской литературе проблем гораздо больше, чем во взрослой. И начинаются они, простите за тавтологию, с самого начала. И вот почему.
Человек взрослеющий, а тем более взрослый человек, не способен взобраться на вершину детского незнания, которое представляет собой некое пространство сплошь «бесцветного» цвета, то есть суперпозицию всех знаний, пониманий и чувствований, то есть всех тайн жизни. Вполне возможно, что на этой вершине детского незнания царит та сама пустота, которая есть всё, суть которой пытаются осмыслить величайшие умы уже, как минимум, 4–5 тыс. лет. Пока безрезультатно. Пустота намертво хранит свою Тайну, позволяя людям по мере их взросления открывать для себя лишь её частицы. Познавая жизнь, человек медленно, но безальтернативно спускается с вершины детского незнания и превращается в существо векторное. Потому что любое знание векторное. Только на вершине детского незнания человек свободен от пут земных знаний, пониманий, чувств. Эта свобода, однако, не позволяет ему осмыслить своё безмерное богатство, потому что мысль должна опираться на эти самые понимания, знания, чувствования. А их у него ещё нет. Приобретая их, человек получает в дар и точки опоры, и этакие стержни, за которые можно держаться, на которые можно опираться в рассуждениях и с помощью которых можно формировать своё личностное, творческое «Я», а затем в человеке формируется этакий базовый фундамент, на котором он строит некое сооружение опять же из суперпозиции своих, уже познанных, значит векторных знаний, пониманий и даже чувств.
Естественно, на этот процесс непосредственное влияние оказывают несколько факторов: ближайшее окружение, книги, написанные взрослыми авторами, школа с её взрослыми учителями, друзья и т.д.
Вот почему мне очень нравится писать ребёнка, то есть познавать непознаваемое. Взрослые уже пришли – дети ещё идут.
– Что вы считаете главным в детских произведениях: сюжет, героев, язык и стиль, другое?
– Можно ответить коротко: ЛИТЕРАТУРА во всей её многогранности и глубинной силе.
Но! Любому человеку, рискнувшему писать ребёнка для детей и взрослых, нужно помнить о возрастных возможностях главного читателя, об его интеллекте, даже о месте жительства, о времени, в котором происходят те или иные события-приключения, о его личностных приоритетах и т.д. Я убеждён в том, что рассказ для детей должен быть точечным, рассчитанным на вполне определённого читателя. Хорошо напишешь, например, юных жителей какой-нибудь отдалённой даже от районных центров деревни, и эти мальчишки и девчонки будут интересны всем детям планеты (читайте мою работу «Возрастные возможности читателя и структура художественного произведения» на «Сайте писателя Александра Торопцева» . Вход бесплатный – выход по желанию).
– Кто из детских писателей-классиков является для вас творческим примером и почему?
– Боюсь кого-то обидеть, не вспомнив наскоро. Лучше сказать, так: мне нравятся все крупные писатели, работавшие ребёнка. Причём, не обязательно детские писатели. Несколько месяцев назад я написал статью о героях-детях в произведении Уильяма Фолкнера. Была б моя воля, я бы присудил Нобелевскую премию американскому писателю именно за эти произведения, особенно за рассказы «Два солдата» и «Не погибнет». А сколько таких шедевров дала русская литература! От А.С. Пушкина и М.Ю. Лермонтова до наших дней путь-то огромный. А сколько шедевров создали русские и советские писатели в XX веке, который я называю «Золотым веком детской литературы»! Учиться у них нужно всем, рискнувшим писать ребёнка…
– В советское время юношеская литература была бесполой, поэтому огромный резонанс и вызвала повесть Галины Щербаковой «Нам и не снилось». В условиях агрессивного насаждения Западом гендерных извращений имеет ли смысл вводить в детско-юношескую литературу тему любви?
– «Дикая собака динго, или Повесть о первой любви» – была написана Рувимом Фраерманом в 1939 году. «А если это любовь?» – советский художественный фильм Юлия Райзмана (1961 год) о драматичной любви подростков.
Да, примеров подобных шедевров было мало. Но я не считаю, что в те годы любовная лирика (в прозе и в поэзии) находились в загоне. И я очень сурово отношусь к тем людям (особенно писателям), которые отождествляют термин любовь с интимной близостью. Более того, я считаю, что настоящая любовь, та великая, необъяснимая сила, которая мощным магнитом притягивает барышень к отрокам, а отроков к барышням, заканчивается этой самой близостью. То есть я называю любовь чувством БЕСПОЛЫМ и уверен в том, что человечеству пора бы придумать какой-то новый термин для обозначения «полой любви».
А если я прав (а я – прав), то очень многие писатели осмысливали в своих произведениях это робкое, волнительное, таинственное чувство подростка к барышне и наоборот, именно как любовь – любовь настоящую, воздушную, любовь, которая улетучивалась после первого же поцелуя, не говоря уже о большем.
И это состояние юной души (только душа может любить, сердце может лишь наслаждаться, разум – слишком расчётлив, чтобы любить) писали в том числе и взрослые писатели даже в больших формах, но как бы вскользь, иной раз даже не догадываясь о том, что они пишут любовь настоящую.
– Какими произведениями можно было бы отвлечь детей от мусорного фэнтези, заполонившего прилавки книжных магазинов?
– Это – сложнейшая задача, и решать её нужно очень осторожно, так осторожно, чтобы читатели даже не догадывались о том, что их «ведут». Но есть очень продуктивный, известный, как минимум, со времён «Ригведы», а то и раньше, метод решения этой задачи. Суть его кроется в неизживной тяге любого человека и любого общества к состязательности. Нам хорошо известно, как этим методом пользовались древние греки. Но точно так же, говоря древнегреческим языком, агонистику, то есть систему проведения соревнований по установленным правилам, применяли в крупнейших цивилизационных центрах Земного шара и в Древнем мире, и в Средние века, да и позже.
Лет двадцать назад я разработал программу проведения Всероссийской литературной олимпиады (можно расширить до гуманитарной). Будем проводить это действо, будем хорошо (!) награждать победителей, скажем, знатоков классических произведений – дело пойдёт. Представьте себе ситуацию. В село или в небольшой городок возвращается победитель Олимпиады, вручает родителям 1 млн рублей и идёт в школу. «За что ты получил такие деньжищи?» – спрашивают его. «Да я лучше всех знаю творчество А.С. Пушкина и М.Ю. Лермонтова». Могучий воспитательный метод. Я лично видел слёзы бабушек, мамы и восторженное лицо отца, когда один из моих подчинённых, пятнадцатилетний мальчишка, два месяца назад «полный оторвыш», выложил на семейный стол аж 900 рублей. «Честно заработал, сам, – гордо сказал он. – Бригадир подтвердит». Я, естественно, подтвердил. 1973 год. Усть-Абакан. В те годы за эти деньги можно было купить мотоцикл «Иж» с коляской, самое нужное средство передвижения для тех, кто катался в тайгу за грибами, да за ягодами, да за орехами и т.д. Честный труд, честный заработок – что ещё нужно подростку для самоутверждения?! Честно победил на Олимпиаде – вот вам, родители, деньги на расширение нашего дома!
Уверяю вас, через год в этой школе будет «знатоков» русской литературы, не бумажно-картонного ширпотреба, а именно высокой литературы, как минимум, пятая часть учеников.
– Какое напутствие их трёх-четырёх пунктов вы дадите начинающему детскому писателю?
– Ни в коем случае нельзя относиться к писательскому делу как к хобби. Или так: любителей среди крупных писателей нет и быть не может. На детского писателя учиться нужно долго и упорно, всю жизнь. Учёба – это одновременно:
- создание своих текстов;
- чтение этих текстов на семинарах, внимательное прослушивание замечаний присутствующих, а не только руководителя семинара – профессионального писателя;
- участие в обсуждении произведений своих друзей.
Коротко так: хочешь стать профессионалом – иди к профессионалам, учись у них. Лучше всего, конечно, поступить в Литературный институт им. А.М. Горького. Там ты получишь всё необходимое для плодотворного творчества. Но есть хорошие семинары и «на местах». В любом крупном городе функционируют отделения Союза писателей России – иди туда, там подскажут. И это тоже было в стародавние времена во всех странах. Появились в каком-то царстве-государстве три поэта (философа, художника и т.д.), они обязательно найдут друг друга и будут встречаться и, как мы сейчас говорим, организовывать творческие семинары;
- чтение классиков детской и не только детской литературы. Обязательное чтение шедевров русской поэзии. И осмысление прочитанного.
– Какие меры государственной поддержки нужны детской литературе?
– Необходимо реанимировать все детские издательства и помогать им финансово. И принять самое активное, приоритетное участие в организации и проведении всероссийских литературных олимпиад.
– О чём бы вы хотели сказать, чего мы у вас не спросили?
– Вроде бы о самом главном я сказал.
Беседовал
Игорь ВИТЮК,
секретарь Союза писателей России
Александр Петрович Торопцев, член Союза писателей России, руководитель семинара по детской литературе в Литературном институте им. А. М. Горького, доцент, Председатель секции детских писателей при Московской городской организации СП России. Закончил МИЭМ в 1976 г., работал мастером на радиозаводе, инженером на телецентре в Останкино, заместителем главного редактора в журнале «Школьный вестник» для слепых и слабовидящих детей… В 1994 г. окончил Литературный институт. Писать начал в 1971 г. Первую публикацию получил в 1991 г. Первую книгу – в конце 1994 г. Сейчас вышло около 60 книг историологического содержания для детей и взрослых, 4 книги прозы, а также книга «Лесков и Ницше. Сравнительное описание двух параллельных творческих миров».
Как хорошо, что Пушкин и друие поэты и писатели, которых с интересом читают дети, не учились в литературном институте им. А. М. Горького.
со времён Пушкина появилось немало детских писателей, которыми зачитываются дошкольники и школьники (многие заканчивали как раз Литинститут: та же Юнна Мориц, например) — не сотворяйте себе кумира в далёком прошлом, носите солнечные очки 😉 а существование Литинститута по наши дни — это чудо, учитывая окружающий его всепожирающий (территориально и ментально) Капитал
Я имел в виду постсоветское состояние оного. Доцент Литературного института (!!!) кафедры литературного мастерства (!!!) в Литературной России (!!!) публикует следущие стишки:
«…Вот журнал, говно и мат в нём,
Вот иной, где мат с говном,
Отнесёмся с пониманьем:
Педерасты в основном…»
И т.д. и т.п.
Владимир
Он обязательно бы поступил в Литературный, если бы Литературный тогда существовал. )
Очень хорошие мысли у автора статьи. Трезвые и добрые.
***В условиях агрессивного насаждения Западом гендерных извращений имеет ли смысл вводить в детско-юношескую литературу тему любви?***
Обязательно и непременно. С подробным объяснением, что любовь это тяга к служению прекрасному. И желанием разобрать себя на кирпичики и отдать их тому что любишь. Чтобы оно стало еще более совершенным.
Любовь это не когда «я без тебя не могу». Это любовь клеща.
Который сдохнет если не выпьет чужой крови.