Двести десять лет назад, 15 октября 1814 года, родился в Москве Михаил Лермонтов. Дом, в котором он родился, простоял до конца 1940-х, когда в пролетарской столице было начато строительство высотных зданий, названных вскоре сталинскими высотками. К дому, стоявшему через Новобасманную напротив Института благородных девиц (Запасной дворец), относились с вниманием, однако высотное строительство, как этап принципиально нового оформления Москвы, всё же потребовало снести дорогой москвичам и всем советским гражданам дом.
Вот он, слева, трёхэтажный дом, где родился и рос Лермонтов, мы недавно невольно (анонсируя мою экскурсию) его показывали. На месте Института, как бы надстроенный над ним (оригинальное решение архитектора-конструктивиста Ивана Фомина, «дом-паровоз», как его поначалу называли) — НКПС, Наркомат путей сообщения. На фото примерно 1938-й (по строительным лесам видно, что «сращение» часовой башни и бывшего, надстроенного, здания с дортуарами Института — продолжается, а перестраивали дворец долго, с 1932 по 1938-й), когда машин было настолько мало в столице, что пешком перейти Садовое кольцо в районе Красных ворот ничего не стоило…
Как величайший поэт своей эпохи, во многом опередивший времена дремучего царизма и предсказавший демократические, революционные перемены в России, Лермонтов конечно был дорог советским потомкам даже топографически, так сказать, даже местом, где родился. Поэтому на стене высотки первой (ещё до мемориальных досок, конечно же) появилась гравировка, изображающая его дом, а станция метро, строившаяся одновременно с высоткой (с использованием новейших технологий замораживания почв), была названа «Лермонтовской».
Памятник Лермонтову в сквере между НКПС (МПС, ныне — РЖД) и местом, где он родился, появился более чем на десятилетие позже высотки, уже в 1965-м, и стал для поэтов, экскурсоводов и влюблённых культовым местом (у меня в 1-й части «Поэмы столицы» там встречаются Тон и Тан тёплым августом 1998-го). Таким образом вместо снесённого дома, где поэт родился, Москва получила и новый топоним, и памятник… Однако декоммунизаторы (1990-1994) топонимики пролетарской столицы не пощадили даже «Лермонтовскую» — неисповедимы пути логики первого «демократического» мэра Гавриила Попова, мэра второго, Лужкова, и помогавшей им реакционной «интеллигенции» (Музыкантский, Платонов, Москвин-Тарханов и прочие «демократы» первой волны)!..
Предположим, что стародавнее, из «раньших времён», досоветских, название «Красные ворота» представлялось Попову и Ко очень дорогим москвичам — но вряд ли оно дороже Лермонтова всё-таки. Вопрос этот (возвращения имени станции, под которым она и строилась), однако, ни разу не поднимался ни в Мосгордуме, ни в мэрии, ни в Депкульте столичном — хотя, политическая подоплёка тех бредовых переименований улиц, станций, площадей давно ушла с повестки дня. Тогда настойчиво вытеснялось любое советское — жертвой пала даже улица Чехова, исторически с ним связанная (в большинстве домов там он снимал квартиры). Но сейчас не о головотяпстве в топонимике, сейчас о Лермонтове.
Наш постоянный автор Ольга Дьякова подготовила к дате тематическую подборку стихов. С радостью предлагаем их вашему вниманию. Вообще, такая практика «стихоколумнИзма» до сих пор памятна мне разве что в газете «Завтра», где работал уроженец Донбасса Евгений Нефёдов, ставший уже после публикации подборки стихов в «Нашем Современнике» (2005) моим «крёстным» и политическим покровителем в среде литераторов-патриотов (стих «В каждый джип — гранату, в каждый банк — снаряд», конечно, вызвал бури негодований — включая статью Сергея Сергеева в «Москве», в защиту джипов и господ…). Впрочем, сегодня не последователей революционно-демократических традиций русскоязычного стихосложения день рождения, а день рождения Лермонтова.
Д.Ч.
ЛЕРМОНТОВ Он ощутил ещё вчера Немое недоверье к жизни. Дым от военного костра Перекочёвывал к Отчизне. Далёкий слышался обвал, Где со скалы срывался холод, Суля небесный перевал Корнету*, что силён и молод. Между боёв, в чужом краю, В альбоме множились рисунки… Он сослан смерть найти в бою По государевой задумке. И желтоватая Кура И сине-чёрная Арагви Текли из-под его пера, Неистощимы, словно клятвы. А впереди светилась грань, Куда не предъявляют пропуск. Закаты сотканы из ран, И с высотою рядом – пропасть. ____________________________________________________ * В первое пребывание Лермонтова на Кавказе, он был В чине корнета лейб-гвардии Гродненского гусарского полка. *** В поэте спит повадка рыси, А где охота – там огонь. Воитель Слова независим, Заветом строк вооружён. Ему богами брошен вызов – Незамедлителен ответ. Словесный труд безумью близок, И гению – пощады нет. Он рок предчувствует вначале, Готовно жертвенность неся. И демон прячется за скалы, Ночные выждав небеса. Кто хочет обладать поэтом – Не получает ничего. Властитель тайн ревниво слепнет При появлении его. *** «Жизнь – вечность, смерть – лишь миг». М. Ю. Лермонтов В таинственной музыке мира Покоем звенит тишина. И строем завещанной лиры Нам чувственность строчек дана. Избыток открытого цвета Рождает томительный стих. Смерть истины – вне человека, Что «волен» в ошибках своих. И если заглянешь за образ, Спонтанно познаешь себя. Героя бесстрашного тонус Войдёт в твою кровь навсегда. Лежит невесёлой дорога – Безмерного времени нить. Ничем, как вмешательством Бога Строфу не могу объяснить. *** Затянулась дуэль молодого поэта, Две минуты прошли в тишине ожиданья. Он спокойно смотрел в чёрный глаз пистолета… Над ущельем простёр крылья демон печальный. Поднимались с Бештау свинцовые тучи И тянулись грядою над ближним Машуком, Предвещая тяжёлый конец неминучий Краткой жизни, им названной глупою шуткой. Ливень бил по убитому долго… И в муках Мир природы противился часу ухода. Он рождал себя заново в вечности духа Пред бессмертной водою, лишённою брода. СОН О СНЕ «В полдневный жар в долине Дагестана С свинцом в груди лежал недвижим я… » М.Ю. Лермонтов Орфей российский видел сон, Что в поединке не спасён. И сон внутри другого сна Плыл прозорливостью ума. Ночь до конца не досмотреть. Тень пела – всё устроит смерть, И предназначенный уход Любовь догонит в свой черёд. Но ветер сбивчивый, скорбя, Стремился с родины в края, Где не могла его ладонь Унять далёкой девы стон. Не прерывался сон о сне, Созвучный горестной волне, Несущей на конце строки Жар удивительной руки. *** Поэт шлифует мир строкой И не уходит на покой, – Стремится творчества боец До смерти петь борьбу сердец. Открытый слог, горящий взгляд, Собою закрывая ад, Пиит прольёт стихи дождей, За облаками став сильней. ПОЭТ И БАЛ-МАСКАРАД Гусар* пришёл в обличье звездочёта, Затмив другие маски силой звёзд. Хоть скрыты лица – выдаёт их шёпот, Сравнимый с прониканием заноз. Притворщики провидца вопрошали, – Из рукава тот счастье раздавал. А над его стезёю небывалой Взошёл Аль-гуля** алчущий оскал. Пока оракул следовал созвездьям, Враг против неба выставил ладонь. Но мастеру давно открылась бездна, Селена*** масло подлила в огонь. Он призывал в помощники светило, Что наделяет смертного душой. Оно к таланту отнеслось ревниво, Не защитив от зависти людской. __________________________ * Лермонтов пришёл на маскарад в костюме звездочёта. **Звезда аль-гуль в переводе с арабского – злобный дух, чудовище. *** С др. греч. «Луна». *** Идея женщиной царила в голове Невоплощённою, но зримою вполне. И как влюблённого его не покидала, Дух устремив к дерзанию Дедала. Вокруг земная проносилась суета, Но всё весомее казалась высота. И на воздушной, неосознанной волне Не соглашался ум быть с чувством наравне. *** В ущелье вода падёт с высоты, Уже на лету превращаясь в пыль. Так жизнь, разбиваясь о берег мечты, Став белым песком, между пальцев бежит, А даль горизонта – морская синь – сгущается до черноты. Но вечером – звёздный поэта плащ На небе увидишь ты, Отогреваясь: «Откуда взялась Любовь такой высоты?». *** Плыл сонет против теченья Прописных нравоучений. Лишь в искусстве нет старенья, Заурядных измышлений. Воскрешать ушедших предков Одному уму подвластно. Только бы предельно метко Взгляд охватывал пространство. Мастер сердце истязает Беспрерывно, ежечасно. И никто не обещает Неожиданного счастья. *** Широким взмахом крепких крыл Певец огня эфир ловил В неубывающей ночи. В стихах – кричи, с людьми – молчи. Творенье не утратит власть – В нём одержимость есть и страсть. Но чародеи тайны вновь Придут высмеивать любовь. Поэта победить нельзя, А впрочем, есть ещё друзья. Никто не любит за талант, Зато лукавству – лучший фант. Сиял последний след зари… Он ждал, чтоб мир заговорил На языке влюблённых губ, Взаимного движенья рук… *** Ты не сдерживал натиск поэзии, Обретая бессмертья размах. И перо – словно месяца лезвие Засияло на звёздных путях. У созвездий – другие названия, Изменённый оттенок луны. Встал поэт на пути созерцания По ту сторону света и тьмы. Задержись, колесница Поэзии, Возле рано истлевших гробов. О тебе не напрасно мы грезили И ловили улыбки богов. Ты не сдерживал натиск поэзии Вспоминая родительский плач. Проносилось сквозь тучи прозрение Как разрезанный молнией плащ*. __________________________________________________________ * В детстве у Лермонтова было видение, что на него в грозу несётся в виде страшного облака разорванный плащ. *** Тоску разлуки ощущая, Он напоследок рисовал Деревья северного края, Последний Родины привал… Карандашные эскизы Придорожных тополей В непогодные сюрпризы Бредят чернотой полей. Ранний месяц – рыбий контур Через марево плывёт, Проникая в хаос комнат, Призывая вверх, вперёд! От ядра земли – к вселенной Бьёт невидимый разряд Человеческих умений Переделать всё подряд. *** Не искушая разум играми, Решал художник вечный спор, Что соразмерен с «казнью иглами», Но эта казнь – врагу отпор. На долгой ноте погружения Ему открылся мир иной. И лёг на воды отражением Недосягаемый покой. ЧИТАЯ ЛЕРМОНТОВА Прошли две ночи и два дня На высоте воображенья. Герой парил во временах, А с ним и демон обреченья. Вдали мерцает Млечный Путь, И дух мой изначально огнен. Потёмки, искажая суть, Готовы выброситься в окна. Поэты побеждают страх, Слагая гибельные гимны. Судьба проносит серп в руках И жнёт «подаренные» жизни.
Замечательная подборка. Разнообразно и энергично.
спасибо! передам Ольге (она сама тут не отзовётся, но со смартфона читает)
Тексты — на грани рассудка.
так это наверное хорошо! (по моим меркам это ещё не та грань рацио и иррацио, на которой чарующе выплясывал самый ранний Леонид Губанов, но местами — рядом))
Лермонтов меня всегда чем-то пугал. В юности — меньше. Но всё-таки… Был коротенькие период, когда мы с ним видели мир одинаково серьезно, даже угрюмо. Но у меня прошло) Очень интересно, что Лермонтов — вот поди пойми — то ли рано повзрослел, то ли наоборот не повзрослел, оставшись 15-летним угрюмцем? Не понимаю, боюсь этой глубины. И люблю, и страшно.
Елена, многие при оценке Михаила Лермонтова примеряют на него образ Печорина из «Героя нашего времени». Однако за циничным и холодным человеком, презирающего женщин своего круга, каким видится Печорин при начальном прочтении, таится совестливый и небезразличный к порокам своего времени творец.
Дело даже не в Печорине. Но лермонтов весь очень недоговоренный. Вот Пушкин, например(может, я и не права, но мне так представляется)… У него всегда очень конкретна мысль. И закончена. И как бы эта мысль ни звучала, в ней всегда принятие мира и жизни. Лермонтов этим миром не доволен. «Мятежный» — очень точное слово.
совершенно верно, «незакрытость гештальта» у Лермонтова почти всегда — кстати, Печорин тут вполне он сам… однако как он попрощался с Пушкиным! думаю, революционно-демократическая традиция в нём проявилась и с него повелась даже ярче, чем с «Во глубине сибирских руд» — именно мятежный, демонический в том смысле, что не приемлет царственной (и божественной) благодати и видит в первую очередь невзгоды мирские
лично я как-то ещё в школе для себя выбрал Лермонтова, оглядываясь на излишне популярного Пушкина… (выбор мнимый, а ля Beatles or Rolling Stones)) — но именно эта мрачность и манила… что-то дружественное пубертату было в ней