Вчера в редакцию нашего еженедельника пришла печальная, неожиданная весть. Скоропостижно скончался писатель и путешественник Леонид Трумекальн, геолог по образованию, блестящий беллетрист, живописатель ярких страниц ХХ века, связанных с советскими дерзаниями, исследованиями на земле и под землёй. Его книги печатало Издательство Российского союза писателей, в частности, — «Зарисовки по ходу» (2018)…
Леонид Леонидович родился в 1936-м году, в СССР. Его жизненный путь, профессионально начавшийся в главном здании МГУ на Ленгорах, огромен и был неохватен даже для его собственной прозы. Однако писать не в научном, а именно в художественном (чаще мемуарном, конкретно-историческом) направлении Трумекальн начал очень поздно, за порогом 75-летия. Как сам он выразился, раз отвозя наше небольшое семейство на дачу в Ашукино: «когда государева служба окончилась»… Так он называл работу в собственной строительной фирме. Сбросил ношу ответственности и оказался перед клавиатурой компьютерной. Вот тогда и стал Леонид Трумекальн погружаться в сокровищницы своей памяти…
Сперва, как многие начинающие, он писал под псевдонимом. Однако спрос на его истории в интернете (в частности, начинал он как многие в сетевую эпоху — на Прозе.ру) и даже на радио, заставил отбросить маску инкогнито, выступать от своего имени. Кто, например, от первого лица мог бы так живо, без чужеродных наслоений-восторгов (или же обратных эмоций, провоцируемых политическими извивами времён) вспомнить, как видел Сталина на трибуне Мавзолея?.. Разве что его современники, но не все пишут рассказы.
Среди пространств, где оказывался по работе или ещё в годы студенческие Леонид, от северных границ СССР, Ямала, до южных — даже Китайская народная республика. Причём повесть о том, как они с сокурсниками случайно перешли границу, но через день пути были встречены (и практически спасены) китайцами радушно и гостеприимно, — не имеет ни аналогов, ни «конкуренции» среди современников. Это ведь 1955-й был год, до ухудшения отношений двух социалистических стран…
Все истории Трумекальна, рассказанные зачастую с графическими погрешностями-поспешностями (не всегда даже книжные тексты проходили этап корректуры), имеют основной ценностью — подлинность, документальность. Вымыслом и сочинительством он никогда не грешил, просто уже некогда было: очень поздно начал. При этом формально мемуарами его проза не становилась, оказывалась гораздо шире.
Например, изданная отдельной книгой его повесть о пребывании советских геологов в Мозамбике «Третий отчёт» — своего рода аналог «Ностальгии» Андрея Тарковского, как мне кажется. В ней не только даётся в её языковой, разговорной подлинности, во временно-ритмической достоверности внутренний и коммуникативный, внешний мир командировочного геолога — в ней все его тогдашние, 1970-х годов мечты (заработать таким образом на «Волгу» или «жигулёнок»), противоречия «заграницы» и родины (командировочных ненадолго отпускают домой), неодолимая тяга в Москву, не затмеваемая даже непривычными климатическими, изматывающими особенностями Африки…
Любопытно, что события «Третьего отчёта» и «Ностальгии» — близки во времени, однако я точно знаю, что Леонид Леонидович нисколько не ориентировался на этот кинофильм, а просто добросовестно рассказал очередную страницу из толстенной своей «книги жизни» (наши геологи оказались там после прихода в стране к власти местных демократических просоветских сил и ухода Португалии, чьей колонией был Мозамбик). Особенно хорош там кажущийся, «доглядываемый» снег — местные мотыльки в весенний период…
Характерная черта прозы Трумекальна — здоровая мужская самоирония. Да, он часто шутит на политическом языке, причём и язвительно, на наболевшие в 1970-х темы, выдавая «подкладкой» популярный тогда у научно-технической интеллигенции диссидентский дискурс. Однако никогда писатель не шутит (часто на уровне анекдотов, что ярче всего читается в малой прозе) только о внешнем, а всегда обязательно ещё над собой подшучивает внутри этого критикуемого времени.
Любил, конечно, Высоцкого — голос поколения, часто самолично посещавший с выступлениями НИИ, а уж геологов — в первую очередь… Помню, как на обратном пути с дачи слушали в салоне его машины «Белое безмолвие» в оригинале (мне-то ближе тогда, в нулевых была версия «Гражданской Обороны») — видно было, что слова Высоцкого отзывались собственными нажитыми смыслами у дяди Лёни (я так его называл)… «И наградою нам за одиночество должен встретиться…»
Пережить в 21-м веке привелось Леониду Леонидовичу всякое, даже схоронить собственного сына-инвалида.
Скончался писатель на руках своей жены, с которой они шли вместе всю взрослую жизнь, со студенческой скамьи. Последние годы ему трудно было передвигаться, но он не прерывал общения с друзьями, не терял смысловой синхронизации. Вот только писать уже не получалось — ушёл «звук мысли», как мне жаловался… Однако подходило-то как раз время отправляться на дачу — в дом, спроектированный и построенный целиком своими, Трумекальна-строителя знаниями и руками. А природа силы-то даёт… Но не успел.
Не сомневаюсь, что эту прозу будут переиздавать и взахлёб читать не только на обоих геофаках МГУ: поскольку это всё и есть живая история главного советского вуза, продолжение её за стенами «гэ-зэ». Плохо только, что слова Иосифа Бродского об «отстающем письме» как карме литератора — сейчас справедливы и в отношении «отстающего чтения». Прочитать, понять при жизни прозаиков пытается всё меньший контингент. Впрочем, это уже контингента, а не интеллигента пишущего проблемы.
Редакция выражает большой и малой семье Леонида Трумекальна, Людмиле свои глубокие соболезнования.
Дмитрий ЧЁРНЫЙ