Автор: Завсегдатаи книжных магазинов знают, что индустрия печати держится не благодаря Виктору Пелевину, Людмиле Петрушевской, Алексею Иванову, Гузели Яхиной и даже Захару Прилепину. Они известны и признаны как критиками, так и читателями, но аудитория их ограничена. Издательства позволяют себе роскошь искать уникальные таланты за счет массовой литературы. Прежде всего подростковой (young adult) и той, что называют условно женской. Условно, поскольку в России всегда было много читательниц, а читателей все не прибавляется, о чем шутил еще Пушкин. Иными словами: целевая аудитория едва ли не любой книги сейчас – женщина.
Бульварные романы условно делятся на убийственно серьезные и смешные. Последние могут быть вполне миловидными, как бесконечные тома похожих друг на друга книг с “Академией…” в названии, которые долго оставались популярными. Однако первый тип в последнее время берет реванш, обретя новую оболочку – dark romance. Это направление в литературе давно завоевало сердца читателей на Западе и теперь покоряет наши. Вы легко узнаете книгу в этом духе по “мрачной” обложке, где наверняка изображен череп человека или животного, разбросаны тут и там цветы, псевдоним автора всегда необычный и непременно на зарубежный манер, а по середине загадочная и манящая надпись вроде: “Меня преследует прекрасный монстр…”
Выбирать из этого однообразия долго не нужно: содержание там примерно одинаковое. “Темными” называют романы, где любовь не мечтательная и романтичная, а извращенная. В тексте будет преобладать физический и психологический абьюз, их героями будут сталкеры, убийцы и насильники.
Издательство АСТ выделило целую серию для переводных темных романов, где уже 23 книги, но, видя неизменный интерес аудитории, привлекло к работе и отечественных авторов. Определенный фурор произвел дебют Вероники Десмонд “Импринт”, вышедший сразу приличным тиражом – 5000 копий. В этом году вышел спин-офф “Акцентор”, чей тираж оказался больше 12 000 копий. Про таинственную Веронику Десмонд известно мало: она программист и, по ее признанию, “иногда писатель”. В телеграм-канале она постит эстетичные видео и фотографии (обязательно с темным фильтром), а под ними – красивые цитаты из своих текстов. Например:
“У меня охренительная харизма и высокий интеллект. Я не способен на такие печальные вещи, как стыд, раскаянье и эмпатия. А еще мне приходится брать на себя ответственность, которую трудно взять примитивному человеку. Я хожу по ту сторону смерти и выживаю. Этим я и привлекателен”.
Конечно, темные романы не изобретение XXI века, вспомнить только Маркиза де Сада или декадентов разной степени таланта, ныне совершенно забытых. Если тогда это кого-то шокировало, провоцировало споры, то теперь подобное вызывает лишь тяжелый вздох и уныние. Любезные издатели сразу раскрывают тропы одного из романов Десмонд, завлекая нас запретными темами: социопат и хорошая девочка, игры с ножом и пистолетом, “тронь ее – и умрешь” и прочее.
Ни читатели, ни издатели не хотят оригинальности. Книги дорого производить и дорого покупать, а интернет полностью удовлетворяет желание убить время. Безопаснее и проще взять текст, похожий на что-то уже признанное, выстроить его по знакомым тропам. Потребление замкнулось в себе. Знатоки направления dark romance неслучайно в отзывах “Яндекс.Книги” массово указали на схожесть “Импринта” с работами англичанки Рины Кент, прямо называя отечественное произведение фанфиком по мотивам.
Впрочем, не забудем, что dark romance – далеко не первое направление, захватившее умы широкой аудитории за последние годы. Еще недавно абсолютным фаворитом была эстетика dark academia, где события разворачиваются в элитных университетах и часто завязаны на преступлении и детективных элементах. Эстетика, на мой взгляд, воплощенная гораздо более удачно. Возможно потому, что ее вдохновительницей выступила безмерно талантливая Донна Тартт с “Тайной историей”.
Итак, попробуем же понять успех “Импринта” и составить рецепт по приготовлению темного романа.
Для начала предоставьте читателю плейлист из известных попсовых песен Адель, Монескин, Билли Айлиш и других звезд, чтобы они помогли создать хоть какую-то атмосферу. Обязательно напоминайте об одной из выбранных композиций каждую главу.
Ни в коем случае не переносите место действия в знакомые края России. Если очень хочется – дайте своей героине русские корни, похвалите русских писателей. Но антуражем пусть выступит дождливая Британия. В “Импринте” Кэт (Катерина) возвращается в Британию из Канады, где провела семь лет, восстанавливаясь после неких трагических и позорных событий. Ей нужно присутствовать на благотворительном вечере в пользу клиники почившего отца. Язвительная мать тут же намекает на дурной внешний вид героини, наказывает не есть целый день, чтобы выглядеть идеально. Добрая младшая сестра Мэри, как ей и положено, волнуется за старшую. О ней, впрочем, можно сразу забыть — до самого конца она останется пустышкой, чье имя изредка всплывает из небытия по разным мелочам.
На мероприятии элита Англии с интересом наблюдает за вернувшейся блудной дочерью некогда богатой семьи. Кэт справляется с тревогой до тех пор, пока в зал не входит Кастил Сноу, элита всех элит, красавец среди красавцев, гениальный программист. Становится понятно, что трагические события связаны с ним. А после того, как Кастил последовал за выбежавшей из зала героиней, запер ее в кладовке и начал домогаться, читатель осознает – это насильник.
Дальнейшие главы будут посвящены тому, что произошло семь лет назад в закрытой школе. Бодрый зачин, неплохой стиль повествования заставляет надеяться, что нас ждет проза с социально значимой темой, которая тронет душу и заставит задуматься или номинально, или серьезно – в зависимости от качества. Однако правила игры приняты: надежды на хороший сюжет разбиты заранее.
Насмотренность в западных подростковых сериалах позволяет двумя мазками прописать характер Кэт – серая мышка, ботаник, стеснительная и старательная. Тут же возникают две подруги, чьи имена необязательны для запоминания: они существуют только для того, чтобы поддержать главную героиню. В этом деле наличие личности им никак не поможет. Ни в коем случае не забудьте о главной стерве школы “с ангельской внешностью”, которая за весь роман скажет ровно одно предложение и возникнет раза четыре, чтобы оправдать ревность Кэт. Заставьте своего читателя перепроверить, не переведенный ли перед ним текст, используя несвойственные русской речи ругательства “дерьмо” и “святое дерьмо” (holy shit).
Наконец, в духе “Нетфликса”, придумайте свой вариант сверхэлитного (одно из главных слов книги) школьного клуба, куда могут войти все, прошедшие испытание – нужно ранить до крови одного из четырех самых богатых представителей семей Британии, среди которых и будет Кастил Сноу. Конечно, должна царить жестокость: ученикам ломают ноги, скидывают за борт в холодное море и на это все закрывают глаза. Здесь и подворачивается идеальный момент для знакомства наших протагонистов. Серая мышка Кэт соберет свои силы в кулак, одна-единственная из ликующей толпы воспротивится и спасет тонущего, параллельно ударив в нос одного из силачей. Далее как в известной формуле: искра, буря, безумие.
Вот вы подобрались к исследованию темной стороны любви: хищник следит за своей добычей, взламывает ее социальные сети (обязательно пропишите, что на это всегда уходит 10 минут, но наша героиня ведь уникальна, поэтому тут пришлось потратить целый час), входит в ее квартиру… И на этом моменте вы должны навсегда забыть про психологизм, он слишком мешает эротической фантазии. Пускай героиня будет не особо переживать по поводу того, что ее домогается незнакомец в маске, ей это непременно сразу понравится:
“Его шершавый язык начинает зализывать укус, уподобляясь какому-то дикому животному. И, черт возьми, почему я… почему я чувствую такую сильную пульсацию внизу? Почему мне резко стало так жарко?”
Для реализма она пожалуется в администрацию, но там, конечно, ничего по камерам не отследят. Не дайте читателю засомневаться в сюжете: сразу приступайте к тому, зачем все это затеяли – постельным сценам.
С этого момента важны только они, похожие друг на друга, написанные одними и теми же словами, невероятно смешные в своей вульгарной аморальности – постельные сцены! Похищение с последующим изнасилованием вы обязаны описать с максимальным графоманским наслаждением:
“Я не думала, что такое жестокое обращение может мне понравиться. Я не думала, что когда-либо смогу ощущать все так остро”.
Ни в коем случае не включайте здравую логику, она лишь помешает удовлетворить больную фантазию. Герои в этой страшной ситуации будут вполне спокойно говорить, а Кэт размышлять о психологическом портрете насильника, жалеть его. Тут вы вспоминаете: эпизод ведь нужно сюжетно оправдать! А какое место и время подойдут лучше для того, чтобы протагонистка рассказала о гибели отца в свой день рождения?
“Я не говорила об этом даже с подругами. В мои психологические проблемы посвящены лишь мама и мой психотерапевт.
– У меня ПТСР. Психическое расстройство”
Итак, если вы понимаете, что хоть сколько-то живых персонажей создать не получается, а выходят картонки, соответствующие ролевым моделям – на помощь приходит следующий рецепт. Для начала заговорите читателя: повторяйте выражения “он сумасшедший”, “я сумасшедшая” каждые три страницы, и, поверьте, эффект 25 кадра непременно сработает. В помощь ему послужит известный прием подростковых фанфиков – поделите главы на те, что будут написаны от лица Охотника и Призрака (объяснять, почему Призрак – не нужно, уточню), чтобы не запутаться в многоголосии двух персонажей, да и объем книги растянется на треть.
И самое важное: Кэт ведь любит Достоевского, перед ним ударить в грязь лицом никак нельзя – нужен психологизм хоть в каком-то виде! Если настоящего не выходит, а история о том, как очень-злой-отец Кастила убил его любимую мать звучит неубедительно, то на помощь приходит популярная психология. Каждая глава будет называться научным термином, а расшифровку дайте в конце: можно не заморачиваться, скопируйте из Википедии, примерно подбейте под развитие сюжета и уже со смыслом. Чувствуете – недостаточно? Тогда прибегаем к сильнейшему оружию – психоанализу. Со сложными словами не переусердствуете, но два-три раза за 340 страниц можно и блеснуть умением:
«Он насквозь пропитан анархией, впрочем, как я и Чон Хван, чьи холодная отстраненность и конгруэнтность скрывают его дьявольскую сущность.»
Конечно, когда герои от первого лица сами себя топорно анализируют – это нелепо, но Кэт ведь будет магистром психологии, а Кастил ходит к психотерапевту. Вместо того чтобы постараться и раскрыть персонажей через действие, вложите в их речь готовые диагнозы и объяснения, укажите их удобным списком. Роман будет мертвым, но мы все-таки ради сексуализированного насилия пишем, тут особо заморачиваться не нужно:
“У меня снижена функция префронтальной коры, отвечающей за такие вещи, как эмпатия и проявление эмоций. Отсутствие сочувствия позволяет мне причинять боль другим и не чувствовать вины или стыда. И то, что я стою в луже крови, – это проявление очередной попытки отогнать эту чертову скуку”.
Неудивительно: слова “изнасилование”, “абьюз” в книге не звучат вовсе, иначе выйдет слишком по-настоящему для нашей несчастной Кэт. Возможно, поэтому авторы темных романов упорно отказываются от отечественного антуража – русская хтонь сразу лишит подобные тексты всякой привлекательности. Добивает психологизм то, что Вероника Десмонд раз за разом убеждает нас, что герои обращаются к своему бессознательному, а оно даже что-то шепчет им в ухо, хотя пора уже кричать:
«Может, – шепчет подсознание. – И он может сделать так, что ты будешь молить о пощаде, если того захочет его извращенная натура».
Впрочем, “Импринту” не помогает даже это. Применение популярной психологии не приближает к пониманию природы отношений Кастила и Кэт, объяснение сводится к одному – так повелел писатель. Видите ли, в героине всегда сидела темная сторона, стоило только применить насилие – все сразу получилось. Любые проблески сомнения Вероника Десмонд лично прерывает, чтобы сохранить иллюзию целостности, хотя сюжет держится на костылях из клише, случайных эмоций и эротических фантазий подростка. Творчество необязательно должно быть реалистичным, но даже в фантастику читателя нужно убедить хоть в какой-то степени, иначе придется прикрывать собственное бессилие уморительными диалогами:
– Боже мой, катись в ад.
– Я и есть, ад, Кэт. Не забывай об этом.
Думается, темные романы станут богатой почвой для будущих исследований в сфере гендеристики. Для меня загадка, почему писательницы готовы с таким наслаждением потакать давней традиции сексуализации любого насилия над женщинами в хоррорах. В этом даже нет исследования запретной темы – потому что нет глубины. Невозможно представить, будто есть на свете человек, чье лицо не скривится после прочтения этого пассажа, и нельзя поверить в то, что Десмонд не смеялась при его написании:
“Я перережу ему запястья, Катерина, – говорит он спокойно. Слишком спокойно. Его пальцы больно впиваются в шею. – А затем тр*хну тебя в его же крови. Но знаешь что? Никому, кроме меня, не позволено видеть тебя голой, поэтому после нашего дикого тр*ха мне придется убить его. Своего гребаного друга”.
С первого до последнего слова неоригинальный, пустой и непродуманный “Импринт” создан не для чтения, а для продажи. Создается ощущение, что Вероника Десмонд собирала тело романа по кусочкам, отмечая в блокнотике: троп с изнасилованием – есть, сцена из “Пятьдесят оттенков серого” про похищение и героическое спасение мужчиной – есть, сталкинг – присутствует… Получился у нее разве что расчлененный труп: все существует по отдельности, образы и мотивы хаотично возникают и исчезают навсегда.
Развешанные чеховские ружья стреляют не столько в воздух, сколько в лицо автора. Чтобы окончательно опошлить свою работу, она создает несколько кульбитов в конце текста, скомкав повествование. Оказывается, мать Кэт встречается со зловещим отцом Кастила, и именно она помогла скрыть убийство его жены. Наш бравый Охотник обозляется на своего бедного Призрака: неожиданно мы узнаем, что она знала о преступлении родительницы, но только догадывалась о личности жертвы. Кастил достает знаменитую кнопку из американских сериалов “отправить видео всей школе”, и всем присылается порнография с участием Кэт. Именно это стало той трагедией, что заставила нашу героиню бежать в Канаду, где она поступила в университет на деньги непоследовательного Хищника. Как можно догадаться, все кончается, конечно, хеппиэндом.
Причина неудачи автора очевидна – желание написать провокационное произведение предшествовало всему остальному. Идея темного романа, в котором нет никакого иного смысла, кроме аморальности, обречена на провал. В “Импринте” нет желания выразить себя, в нем нет творческого начала: это пустота в чистом виде, которую удобно быстро и бездумно поглощать.
Кирилл КЛЮЧНИКОВ, Артель вольных критиков филфака МГУ
