Автор: Игорь Григорьевич Ефремов (Фармазюк) родился в 1969 году. Живёт в Абакане. Окончил Абаканский педагогический институт и Сибирский юридический институт. Работал в правоохранительных органах, аппарате Правительства Республики Хакасия. Пенсионер МВД. Награждался ведомственными знаками и медалями. Стихи публиковал в местной периодике, альманахе «Енисейская Сибирь». Отдельной книгой выпустил «Поэму о Гайдаре», которая была переведена на хакасский язык. Женат, двое детей, внучка. В настоящее время добровольно участвует в Специальной военной операции.
МОБИЛИЗАЦИЯ Осень плачет. Бабы плачут, Провожая мужиков. На хрен всё: кредиты, дача. Надо бить идти врагов. Всё сумбурно: слёзы, водка, Сутки сборы и вперёд. Что им ржавчина и сводки, Телерадио не врёт. Эх, негоже сомневаться. Испокон простой народ Шёл за Родину сражаться, Тыл начальник сбережёт. Речи нужные он скажет, Не моргнёт лукавый глаз, Все ему поверят даже, Чай, оно не в первый раз. Вещмешок, прокладки, уголь От поноса и от слёз… Эх, забиться б в дальний угол! Может это не всерьёз? Может сон всё это, братцы? Может жуткий каламбур? И пробьют часы двенадцать, Все пойдём на перекур? Но майор рычит команду, Под кадык – горячий ком. Партизан сибирских банда Зашагала в эшелон. Бабы хором стали выти, Визги, крики, матерки. Помолись за них ты, мати, Чтоб вернулись мужики. МОЙ РУБИКОН Я – не Януш*, бойцы – не дети, Только, кажется, в этот час, Что за них становлюсь в ответе, Как в ответе они за нас. Напридумать причин возможно И красиво сказать в народ, Только Совесть потом загложет, Что моральный, в конец, урод. Только Память не даст покоя, Только Матери не простят... Стар немного Поэт и Воин, Кости матерно уж скрипят. Но сомнения – для пижонов, Их лукавое опущу. Встань, жена, в ряд к солдатским женам, Отпусти меня, я прошу. Возвернусь, дорогая, скоро, Не успеешь мой смех забыть. Не гляди на меня с укором, Твоё дело – очаг хранить. Ребятишкам ещё два слова: Заучите мои стихи. Возвращусь, мы прочтём их снова В Малом Сютике, у реки. Собираться пора в дорогу. Попрошу у Него я сил. Рядом с сердцем – молитва к Богу, Уходяши, я всех простил... _____________ *Януш Корчак – польский педагог. Не бросил своих воспитанников и был сожжён вместе с ними в печи Освенцима. *** Мороз-мороз, согрей солдатам души, Ты русский, ты сибирский, ты же свой. Солдат тоскует, мерзнут руки, уши, Жена чуть-чуть и срежется на вой. Пытает, вся на нервах: – Как ты, Вася? – Не сорок первый, милая, живём. Как дочка? – За неделю лучшей в классе, А сын – спортсмен, днём не найти с огнём. – Ну, мне пора. Идём на стрельбы, Маша. Ты не тревожься всё у нас здесь «норм». Обед армейский, макароны, каши, Уже приелось, не в коня мне корм. Твоих пельменей хочется. Ночами Я часто вижу, Машенька, детей. Люблю вас всех. Пора. Зовёт начальник, Вернее, взводный. – Вася, ты не пей. – Да я не пью, ты не тревожься, Маша. Люблю, целую. Надо мне бежать. Ты передай привет детишкам нашим… Ну, всё. Пока! Ругается сержант. Мороз! Мороз! Ты русский, ты сибирский! Не остуди же хиусом сердца! Не огорчай жену, детей и близких... Верни домой им мужа и отца. СТАРЫЙ НОВЫЙ ГОД Я, лёжа на боку в палатке старой, Всю прелесть ощущаю бытия. Лежу не под Бахмутом, Соледаром, Нет повода для страха и нытья. Меня трясёт не взрыв, а смех солдата, Простая пища – праздником вполне. Далёк мой дом, но можно по ватсапу С любимой ночью на одной волне. Пока вот так: душевно, сытно, просто. Я счастлив: рядом дружная семья. Все жить хотим, в надежде встретить вёсны: И старшина, и взводные, и я. Неколебимо веруя в удачу, Мечтаем скоро свой увидеть дом. Палатка от дождя и ветра плачет, И что-то вдруг заныло под ребром. И вором от стены крадётся холод, Мне остужает голову сквозняк. Я вижу звёзды сквозь оконный полог. Гоню тоску и не засну никак... ПИСЬМО СОЛДАТУ Мы собирались, торопились Январской ночью в эшелон. Печурки жалобно дымились, Просились тоже к нам в вагон. В палатках всё вверх дном ходило. Ругались злые мужики. И не до лирики им было, Кидая сумки и мешки. И в самом центре этой бучи, Среди разбросанных вещей Увидел собранные в кучу Листочки – письма от детей. Детишек искренние чувства И пожелания нам: «Жить!» …Мы здесь чумные стали будто, Успели сердцем поостыть. Они писали для Солдата, как пишут близкому – с душой, Отцу писали, дяде, брату, Которым, может, завтра в бой. Наш быт походный неуютен, нескладен… Письма я прибрал И тут же, улучив минуту, Одно в сторонке прочитал. Писала девочка словами Простыми, чистыми, как снег. Кружил тот снег над головами... Я провалился в прошлый век. Как будто прадед в сорок первом, Шептал я строки вновь и вновь, И там без пафоса и перлов Была и Вера, и Любовь. Была там искренняя нежность И материнское тепло, Что в эту зимнюю безбрежность И грело, и домой звало... Я этот детский треугольник Теперь с иконкою ношу Когда бывает сердцу больно, Тогда письмо достать спешу. Прочту и, вроде, веселее, Уже не колет под ребром. От детских слов я молодею И Верой полнюсь, и добром. Спасибо, Мила! Мы прорвёмся! От всех солдат спасибо Вам! С Победой мы домой вернёмся, Нам Ваши письма – талисман. ИНСТРУКТОР Инструктор объясняет нам, как выжить. Он выжил, значит стоит записать. А за палаткой гул снарядный слышен – Танкистам дали вволю пострелять. Инструктор говорит: «Вы – для забоя Баранов стадо...» Против не попрёшь... И матом с перебором сочно кроет И нашу жизнь оценивает в грош. Мы внемлем этим догмам – он бывалый, И не скрывает, что порою псих. Здесь новостей приятных очень мало, Но лучше бы прожить совсем без них. Нам хочется так верить... Но не верим. И хочется побед не на крови... Инструктор – человек с душою зверя, Уже четвёртый у него конфликт. Что было там, наверно, не узнаем, Он промолчал, а я и не спросил. Мы дальше догмам матерным внимаем. Он выжил, значит точно – победил. ДАЛЬНЯЯ СТОРОНА Здесь и птицы поют, и деревья растут, Здесь и климат вполне себе даже... Только сердцу печально, ему неуют Без сибирских морозов-то наших. Снег здесь будто не снег. И мороз не мороз, Здесь и солнца не видно неделю. Здесь и лес неприветливо густо пророс, Нет ни кедра, ни пихты, ни ели. В середине зимы я по лужам брожу, Все подштанники в «цифре»* прокисли. И от сырости этой листочком дрожу, И плету непечатные мысли. Лишь в палатке своей мне у печки тепло, Там и лица, и маты – всё греет. Эх ты, матушка Русь, вишь куда занесло, Точно голод, сибирского зверя. И сижу я, как прадед сидели и дед, На земле этой, кровью политой. И готовит нам местная баба обед, Как кутузовцам, Марфа и Лида. Кто мы здесь для неё? Рада нам, что пришли? По глазам её сразу не скажешь. В каше сытной изъяна пока не нашли – Ничего себе, вкусная каша. Но деревья не те, да и птицы не те... Ратный долг свой победой оплатим И вернёмся, как птицы, к родной стороне. Нам Сибири с добром её хватит. _______________ * «цифра» – тип рисунка на ткани для армейского нательного белья. ЧИСТЫЙ ЧЕТВЕРГ Апрельским днём среди дождя и грязи, Под шум разрывов в лесополосе Мечтали мы при первой из оказий Добраться в баню, где бывали все. Простая баня, чтоб без баб и водки, Спокойно смыть и боли, и грехи. Потом уже картошечка с селёдкой, Потом уже и дамы, и стихи. Отпариться, отмыться, оттереться От дурости, от гари, от беды. И телом там бы, и душой согреться, И молча помолиться у воды За всех, кому уже «четверг» не светит, Но светят они, чистые, с небес. За гибель их никто уж не ответит И не вернёт. Есть Вера, нет чудес? Нет, чудо есть. Ведь мы остались живы! Без орденов, медалей – ерунда. Помолимся, чтоб не забыть, как было, Но правды не расскажем никогда. Пускай без бани, но своей молитвой Очистим души грешные чуть-чуть. Дождя капель с лица рукою вытрем, Перекрестимся и продолжим путь. СИЛА ЖИЗНИ Картин, подобных «Гернике», немало Я видел здесь, где Смерть и Пустота. Нутро мое отчаянно искало, Чтоб жизни побеждала красота. Цветы – банальность и в горшках, и в вазах Привыкли мы дарить и покупать, Сегодня Чудо для души и глаза В развалинах случилось наблюдать. В награду мне за поиски в руинах, За веру в силу Света и Добра Увидел неожиданно картину Прекрасную – аж оторопь взяла. Среди двора, убитого войною, У ящиков снарядных и хламья Расцвёл цветок с багряной головою, А рядом подрастали сыновья. Из ада точно выскочив, как черти, Кровавые раскинувши цвета, Ломали красотой границы смерти И оживляли гиблые места. Трагически, отчаянно-прекрасно Горел огнём, как выживший в огне, Среди развалин вымершей Попасной Тюльпан, кричащий кровью: «Нет войне!» НЕ ПОСЛЕДНЕЕ СКАЗАНИЕ В клетушке нар, что в соте мирозданья, Как пчёлка, собирающая мёд, Тружусь и я по божьему заданью, Но не стремлюсь загадывать вперёд. Картин событий, передряги судеб – Стараюсь всё запомнить, описать. Вокруг меня калейдоскопом Люди, Которым очень даже наплевать. На темя изучающих потомков, Бредущих средь болот правдивой лжи. Растратив факты, нервы и силёнки, Раскрасят нас они на типажи. Героев позабудут, как и ныне, А серых и уродливых мышей, Возможно, отразят в холстах, лепнине. Меня прогонят с митингов взашей. Обиды грош. Есть знание и тайна, Солдатской правды горькая река: Я вижу виноватых, вижу крайних, Чья кровь и плоть засохла на штыках. Нет, не судья и не монах, но знаю, Мои труды имеют свой резон: Строкой Победу нашу приближая, От лживой грязи чищу горизонт. *** Бойцы простые из стрелковой роты, Весь инструмент: лопата, да АК. Полей царица, плоть войны – пехота, Суть Армии России на века. С утра до ночи пашут, строят, роют, Извечно тащат непомерный груз. Они на внешность – не киногерои, Но ими бит и немец, и француз. И чай во фляжке, и баранка к месту, В наряд на кухню, истопник на ночь. Не гонится за славой или лестью, Но и от пайки лишней он не прочь. Мы все их знаем. Это Пётр Лопахин И Тёркин с Каратаевым в ряду, Солдат, подобный Фениксу из праха, Всегда готовый к ратному труду. ВИНТИК Где-то среди эпох Ты ощущаешь время. Каждой секунды вздох Каплей стучится в темя. Весь этот механизм Кем заведён когда-то? Кто его господин? Кто удаляет в чате? Где-то среди пружин, роликов и канатов Вечность, что пластилин, Лепится к циферблату. Стрелки больших часов Сказочно настоящих, Ржавых курантов зов Давит и в омут тащит. Молохом маховик Плоти не ощущает. Телом к нему приник, Как на волне, качает. Млечный минутный строй, Древних деталей скрипы. Счастье твоё, герой, – Хроникой в манускрипты.
