Забытый юбилей. К выходу сборника «Российский 1968-й»

В издательстве Hundred Flowers Press (в названии содержится отсылка к известной цитате Мао Цзэдуна «Пусть расцветают сто цветов») небольшим тиражом — всего 50 экземпляров — вышел стильно иллюстрированный сборник «Российский 1968-й. История студенческого протестного движения в постсоветский период».

Эта книга приурочена к 30-летию первой в современной РФ массовой акции протеста учащейся молодёжи за элементарные права вроде стипендий, доступных общежитий, учебных пособий и питания в столовых. Но несмотря на кажущуюся «будничность» требований, эта акция стала ярким событием радикальной политической жизни России 1990-х и вошла в историю как день рождения легендарного профсоюза «Студенческая защита».

Собственно, почти половина 128-страничного сборника — это история «СтудЗащиты», написанная её участниками и очевидцами уличных баталий первой половины 1990-х.

Это и бывший советский диссидент, публицист и «новый левый» Александр Тарасов. Он скрупулёзно и в деталях описывает как проходили уличные (и не только) студенческие акции, каковы были их требования, какие политические силы в них участвовали. Впрочем, делает он это не без авторской, подчас — патетической, самодеятельности в области работы с фактурой, в чём его периодически в комментариях «поправляют» составители.

Это и погибший в 2009 году от рук нацистских террористов адвокат Станислав Маркелов. В юности он был активным членом «СтудЗащиты», возглавлял её юридическую комиссию. Со страниц сборника он, ещё будучи юным волосатым хиппи, объясняет своим сверстникам, зачем нужно бороться с «приватизацией высшей школы» и объединяться в «кодло». А уже спустя десятилетие в беседе с социологом Александром Бикбовым рассказывает в деталях, что в современной РФ (образца 2006 года) не так с профсоюзным движением, как студенческим, так и рабочим.

Это и леворадикальный писатель, а сегодня — независимый книжник Алексей Цветков. В своём ностальгическом тексте он описывает психогеографию «студзащитовских» маршей, состоявшихся в один день — 12 апреля 1994 и 1995 годов, и других ярких акций.

«Мы быстро стали ньюсмейкерами и вот уже в программе «До 16 и старше», выходившей на Первом канале, просили звонить им заранее и звать на все наши акции, включая самые локальные. Но я им так и не позвонил ни разу. Мы любили славу, но презирали прессу, и она находила нас сама».

— пишет Цветков, вспоминая своих товарищей и попутно рассказывая, что стало с ними и со «СтудЗащитой».

Это и бывший лидер профсоюза — публицист и политический теоретик Дмитрий Костенко, ставший в начале 1990-х русским Че Геварой, позирующим на фото с Егором Летовым и водящим по московским улицам многотысячные молодёжные массовки. Он расписывает историю «Студенческой защиты» чуть ли не по часам, рассказывая о золотых годах университетских бунтов. Последние в РФ так и не стали аналогом парижского Красного мая 1968-го, но сделались поводом для копирования и подражания последующими поколениями, которым не посчастливилось жить в безвременье всеобщей энтропии и ползучей фашизоидной деполитизации первой четверти XXI века.

Собственно, вторая половина сборника — о них, тех, кого можно было назвать эпигонами «СтудЗащиты», но при всех оговорках этот эпитет плохо подходит к протестным инициативам учащейся молодёжи в разных городах начиная с конца 1990-х и заканчивая мрачным 2022-м. Ведь описанный опыт разных движений, даже при достаточно низкой массовости и растущей в 2000-е апатии — это калейдоскоп разных тактик и учебник социальной борьбы. Борьбы, полной как побед (акциями конца 1990-х удалось на время остановить неолиберальную реформу высшей школы, пермские студенты добились транспортных льгот, а саратовцы — бесплатного питания), так и поражений, главное из которых — неумение продолжать и сохранять профсоюзные традиции. После того как яркий активистский костяк отучивался и покинул вуз, он невольно проигрывал хронологическую схватку с блёклым, но поступательно отмораживающимся лоялистским менеджментом. И эта пока что неизбывная схема выражает принцип взаимодействия мегапривилегированных верхов и ультрабесправных низов в современной РФ, где пропасть между двумя этими полюсами — одна из самых бездонных в мире.

Сборник «Российский 1968-й» не даёт однозначного ответа на вопрос: «Как не повторить ошибок прошлого?» Но, несмотря на морок начала 2020-х, составители полны исторического оптимизма, видя в сплаве молодости и знаний большой потенциал.

«Недавняя история даёт нам достаточно много примеров того, что студенческие выступления приводили к падению авторитарных и диктаторских режимов, либо становились первой искрой значительных социальных сдвигов. И хотя сегодня в России студенты разобщены и не осознают своих коренных интересов, инициативы политизирующейся учащейся молодёжи могут, как и в конце XIX века, стать детонатором нового общественного подъёма. Неудачный, но тем не менее интересный опыт 1990–2010-х гг. смотрится в этом контексте не только как забытая страница истории, но и важный урок»,

— пишут составители сборника.

Отчасти эти выводы подтверждают современные студенты РГГУ, которые — вот исторический символизм так исторический символизм! — ровно в 30-летие «СтудЗащиты» объявили великий поход против фашизма в вузе. Именно 12 апреля 2024 года они начали кампанию за переименование высшей политической школы имени философа Ивана Ильина — известного пособника нацистской германии и её сателлитов. Этот почин уже сделал столько шума и деавтоматизировал (по В.Б. Шкловскому) господствующую в РФ правую повесточку так, что псевдоантифашистские нарративы официоза стали внезапно сыпаться и ломаться.

Василий СТОЛБОВ

---

От редакции: Студенчество во все времена было передовым. Покажите-ка мне реакционное студенчество любого века, которое запомнилось чем-либо потомкам? Со времён Ломоносова — они, бретёрствуя и кутя (то есть разбазаривая энергию ума и на второстепенное), шли в авангарде социального и научного прогресса, — где не хватало знаний, интуитивно притягиваясь в ту сторону, где будет прорыв в лучшее, светлое будущее. Делали революционные открытия в науке, в любви, в общественно-политической плоскости. И в 1905-м году, в революционном декабре студенты с Моховой были основной движущей силой баррикадных боёв с царскими карателями-семёновцами в районе Никитской и Тверской, оттуда и пошло прозвище, данное им городовыми и охотнорядцами (торгашами-«охранителями», говоря современно) — крамольники.

Студенты-эсэры, студенты-большевики, студенты-анархисты — запечатлены на музейных полотнах с револьверами, листовками, «македонками» (набалдашниками бульварных оград, начинёнными взрывчаткой), а вот институтской «православной общественности» того времени что-то никто не видывал, не интересна она даже ближайшим потомкам, не то что нам (разве что гапоновщина вспомнится)… Впрочем, любые возражения реакционеров принимаются в виде статей — мы верны своему реноме и кредо.

Выпуск данного сборника, пусть и небольшим для начала тиражом, для ближайшей целевой аудитории, — очень важный шаг в создании общего полотна новейшей Истории, истории постсоветской уже борьбы с реакционным, социал-регрессным капиталистическим режимом. Как мы помним, эпизодами борьбы с ним наиболее яркими были Май и логически продолживший его Октябрь 1993-го, когда ментовские дубинки скрещивались с древками советских флагов, а кровь ветеранов Великой Отечественной лилась на асфальт Ленинского проспекта (как тут всё символично, включая ещё старые, мотоциклетные шлемики омоновцев — которым режим реВОРматоров уже выдал щиты, в основном прозрачные, но ещё не придумал надёжную защиту дурных, продажных голов).

События эти не были бы возможны, если б капиталистический режим имел стопроцентную поддержку у молодёжи (которая, отметим, тогда всё же была — идейно мечтающие обогатиться за чужой счёт получали ещё по-советски бесплатное образование) в вузах, и вот — если удавалось подавить старшее поколение, поколение отцов и дедов, не желающее мириться с триколорным «демократическим» произволом, то этим подавлением режим Ельцина лишь обеспечивал приток молодёжи в борьбу. Борьба не вполне ещё классовая, однако чётка видящая, прорисовывающая своей молодой яростью, своей коллективной ненавистью лицо врага — в лице Ельцина коллективный портрет «семибанкирщины», всех тех богатеев, которым триколор «ДемРоссии» стал с 1991-го родным флагом, кто топтал символ советского социального равенства — обагрённое кровью нескольких поколений созидателей знамя СССР. Для, нас, входивших в политику уже в новом 21-м веке, события, описанные в сборнике — были уже Историей, хоть и совсем недавней. Чуть-чуть и мы захватили, поучаствовали — например, в апреле 1999-го у Соловецкого камня.

Насколько помню, Цветков, выше процитированный товарищем Столбовым, получил тогда, в 1995-м в ходе прорыва с Манежной, ментовскими дубинками по голове в районе ГУМа или чуть ли даже не в нём самом. Травму получил серьёзную. Об этом эпизоде он рассказывал на вечере несвойственных ему произведений (тогда он отрицал марксизм и славил Лакана) стихов в «Библио-глобусе» — вот времена-то были! Нормально в радиоэфире магазинном звучали названия «Поэзия и революция», а стихи про пеньки с глазами (тогда подрабатывавшего торговлей дисками на «Горбушке») Цветкова звучали в престижнейшем магазине вполне информативно… Это я — уже к историографии пробуждения постсоветских протестных сил, в которую внёс сам и продолжаю вносить лепту «Поэмой столицы», в ней эпизодик «библио-глобусный» имеет место, во 2-й части.

Кстати, ведь была и акция (как теперь сказали бы, косплей), непосредственно посвящённая Парижской весне 1968-го — настоящее перекрытие Большой Никитской в районе улицы Грановского (Романов переулок). Проводилась Анатолием Осмоловским и Дмитрием Пименовым эта вроде бы арт-акция, но вполне и политически окрасившаяся баррикадная заварушка к юбилею того мая — в мае 1998-го. Я сам на акцию не пошёл по позорной, но объяснимой причине — надо было съездить аж на Никулинский рынок («Юго-Западная» и далее) за дешёвыми продуктами, на неделю накупить. Мой товарищ по группе «Отход» и союзу молодых поэтов «Вавилон» Филипп Минлос не одобрил такого выбора и хвастался потом подобранными на акции листовками с обувными отпечатками — «Вся власть воображению», «Будьте реалистами, требуйте невозможного». Конечно, в сборник эта акция не попала — хоть и в ней принимали участие как раз одни студенты, и в частности студенты РГГУ (коими были Минлос, Касьян — выпускники моей 91-й школы, — ранее, в 1993-м там, в большом зале бывшей ВПШ Лёша Касьян даже концерт пытался устроить нашему протеичному составу, где он был барабанщиком, а я басистом, но играли мы тогда не своё, а Led Zeppelin).

С интересом прочту летом этот сборник. Но пока не увидел в нём упоминания видного ленинградского активиста студенческого движения Семёна Борзенко, нынешнего члена ЦК ОКП(ш)… Может, это результат того, что он занял умеренно-милитаристскую, то есть провластную позицию с недавних пор? Разбазарить завоёванную крамольной юностью славу можно ведь в одночасье… Как говорил писатель в «Обыкновенном чуде» — «ты мне не интересен…»

Общая историография боевых нулевых, мятежных 90-х, революционных, а затем реакционных десятых — пока формируется мозаично. Немалый сюда вклад вносит Василий Кузьмин своей издательской деятельностью. Возможно, она-то и привела к недавним обыскам у него, однако он на свободе, ничего серьёзного. Вот так, как век назад, практически — обыски, аресты, буржуи, самодержавие (только состояния классовых наших врагов стали больше в разы — ибо приватизированные ими советские плоды общественного прогресса дают развернуться шире чем в «России, которую они потеряли», и работают куда эффективнее механизмов эксплуатации начала 20-го века, которые снёс Великий Октябрь). Отсюда и необходимость писать новейшую историю борьбы — ибо не про обывательщину-любовь-нелюбовь, не про ипотеку же и потогонку, в которую их втянули прорвавшиеся в 1991-м во власть буржуи (или о молодёжной борьбе, но дистанцированно, недоверчиво-осторожно, как С.Шаргунов, с постмодернистской брезгливостью к действительности — в «Птичьем гриппе»), писать для своих детей, как минимум? Вот это и показал «Дугин-гейт» в РГГУ — есть борьба, есть история борьбы.

На нашем поколении «девяносиков-нулевиков», мечтавшем собственным революционным рывком исправить социальный регресс, таким образом оказалась, возлегла немалая издательская, историографическая, писательско-свидетельская (как минимум) ответственность и миссия (самовозложенная). Ибо за нас о нас и наших предшественниках в деле Великого пробуждения — никто так подробно не расскажет. Спасибо всем создателям сборника — но работы впереди ещё больше.

Д.Ч.