Что читал Карл Маркс

Духовное отдохновение Маркс находил в изящной литературе. Она была для него утешением в течение всей его жизни. Он обладал в этой области весьма обширными познаниями, но никогда не выставлял их напоказ.

В его трудах мы находим очень мало следов его литературной начитанности. Единственное исключение — это полемическая работа против Фогта, где он использовал для своих художественных целей весьма много цитат из всей европейской литературы.

Как его собственный главный труд отражает в себе целую эпоху, так и литературными любимцами Маркса были великие мировые поэты, о творениях которых следует сказать то же самое: Эсхил и Гомер, Данте и Шекспир, Сервантес и Гёте. Эсхила, по словам Лафарга, он перечитывал ежегодно в оригинале; своим древним грекам он всегда оставался верен и готов был изгнать бичом из храма те жалкие торгашеские души, которые хотели восстановить рабочих против античной культуры.

Немецкую литературу Маркс знал вплоть до глубины средневековья. Из писателей новых времён наряду с Гёте ему был близок Гейне. Шиллера, по-видимому, он невзлюбил в молодости, в то время, когда немецкие филистеры опьянились более или менее плохо понимаемым «идеализмом» этого поэта, что Маркс считал лишь подменой плоского убожества убожеством высокопарным.

Со времени окончательного отъезда из Германии Маркс мало интересовался немецкой литературой. Он ни разу не упоминает даже о тех немногих писателях, которые бы заслуживали его внимания, как Геббель и Шопенгауэр. За истязание немецкого мифического эпоса Рихардом Вагнером он однажды направил на него острый удар.

Из французов Маркс очень высоко ставил Дидро; «Племянника Рамо» он считал исключительно образцовым произведением. Его любовь распространялась на всю французскую литературу эпохи Просвещения XVIII века. Про эту литературу Энгельс сказал однажды, что в ней французский дух достиг своего высшего совершенства и по форме и по содержанию. По своему содержанию, если принять во внимание тогдашнее состояние науки, она стоит и теперь бесконечно высоко, а такое изящество формы никогда уже больше не было достигнуто.

Соответственно с этим Маркс отвергал французских романтиков. Особенно не любил он Шатобриана за его мнимую глубину, византийские преувеличения, за сентиментальничание — словом, за его беспримерное литературное шарлатанство. Маркс очень восторгался «Человеческой комедией» Бальзака, которая также отражает в зеркале поэзии целую эпоху. Об этом произведении он хотел написать по окончании своего большого труда, но этот план, как и многие другие, остался невыполненным.

Со времени переселения Маркса в Лондон на первое место в его литературных симпатиях выдвинулась английская литература. Всё другое для него заслонила мощная фигура Шекспира, который сделался предметом культа всей семьи Маркса. К сожалению, Маркс никогда не высказывался об отношении Шекспира к вопросам, решавшим судьбы его эпохи.

О Байроне же и Шелли он говорил, что тот, кто любит и понимает этих поэтов, должен считать счастьем, что Байрон умер на тридцать шестом году жизни, ибо, живи он дольше, он, несомненно, сделался бы реакционным буржуа. И, напротив, следует жалеть, что Шелли закончил свою жизнь на двадцать девятом году. Он был насквозь революционером и принадлежал бы всегда к передовым борцам за социализм.

Маркс очень любил английские романы XVIII столетия, в особенности «Тома Джонса» Филдинга, который по-своему был также отражением современного ему века. Вместе с тем Маркс признавал образцовыми в своем роде некоторые романы Вальтера Скотта.

В своих литературных суждениях Маркс, как показывает, например, его пристрастие к Шекспиру и Вальтеру Скотту, был свободен от всякой политической и социальной предвзятости. Но он так же мало был приверженцем той «чистой эстетики», которая слишком охотно сочетается с политическим безразличием или даже раболепством.

И в области литературы Маркс был цельным человеком, самостоятельным и оригинальным умом, который нельзя измерять каким-либо шаблоном. Так, он вовсе не был литературным аскетом, он не пренебрегал иногда и такой пищей, от которой стал бы трижды открещиваться какой-нибудь школьный эстетик.

Маркс, подобно Дарвину и Бисмарку, любил читать романы. Особенную склонность он питал к приключениям и к юмористическим рассказам: от Сервантеса, Бальзака и Филдинга он снисходил до Поль де Кока и Дюма-отца, который имел на своей совести «Графа Монте-Кристо».

Франц МЕРИНГ, «Карл Маркс. История его жизни»

---

От редакции: Мало кто упоминает, что Маркс в юности и сам писал стихи, причём хорошие, а не просто «возрастные». И ещё был неистовым дуэлянтом в студенчестве. Это как-то выпадает из классического образа революционного философа. И вообще в литературе Карл был чрезвычайно разборчив. В его вкусах косвенно, конечно, выражается тот поворот от объективного идеализма (гегельянства) к диалектическому материализму, который свершался всем ходом его жизни и борьбы. А нам не надо забывать, что жизнь его была чередой переездов, которые становились необходимостью вследствие его революционной деятельности. То есть и теоретиком он был ни разу не отвлечённым, а прочно вовлечённым в те общественные процессы, что протекали в классовых обществах старушки-Европы.

Вот его стихотворенье, написанное ещё при жизни Пушкина, которого он конечно не знал, но — как много неожиданных созвучий…

Не могу я жить в покое,
Если вся душа в огне,
Не могу я жить без боя
И без бури в полусне.

Пусть другим приносит радость
Быть вдали от шума битв,
Льстит желаний скромных сладость,
Благодарственных молитв.

Мой удел — к борьбе стремиться,
Вечный жар во мне кипит,
Тесны жизни мне границы,
По теченью плыть претит.

Мне обнять по силам небо,
Целый мир к груди прижать,
И в любви, и в страстном гневе
Я хотел бы трепетать.

Я хочу познать искусство —
Самый лучший дар богов,
Силой разума и чувства
Охватить весь мир готов.

Что же в силах сам создать я?
Мой не слыша страстный зов,
Гибнут рядом мирозданья
Под волшебной властью снов.

Мертвым им смешно боренье
В мире том, где все кипит,
И бесстрастно их движенье
Вдоль невидимых орбит.

Не сменяю я свой жребий
На подобный ни за что —
Жалко их великолепье,
Их стремление в Ничто.

Ведь в безудержном движенье
Поглощает все эфир,
И из праха разрушенья
Возникает новый мир.

Бесконечно измененье,
Жизни мира сущность в нем —
От рожденья и до тленья,
То паденье, то подъем.

И вот так, изнемогая,
Наши души там парят,
Пока собственных хозяев
До конца не изнурят.

И, не властны над собою,
Мчат, как всем им бог велит,
Всем нам взвешено судьбою
Боль и радость разделить.

Так давайте в многотрудный
И в далекий путь пойдем,
Чтоб не жить нам жизнью скудной
В прозябании пустом.

Под ярмом постыдной лени
Не влачить нам жалкий век,
В дерзновенье и стремленье
Полновластен человек.

1836

Д.Ч.