90-летие Союза писателей СССР в ЦДЛ

В начале нового литературного сезона в Малом зале Центрального Дома Литераторов 18 сентября состоялась однодневная конференция Международного сообщества писательских союзов. МСПС является прямым юридическим преемником Союза писателей СССР и объединяет под своей эгидой все писательские сообщества бывшего Советского Союза.

На конференции присутствовали представители от всех писательских сообществ стран бывшего Советского Союза, а также гости из дружественных стран — Палестины, Непала, Афганистана. Конференция включала в себя три части, первые две были посвящены собственно внутренним вопросам МСПС, третья — вопросам Литфонда. Ведущим конференции был заслуженный работник культуры, писатель, актёр театра и кино Юрий Коноплянников.

В ходе конференции Юрий Коноплянников был вновь избран председателем Международного сообщества писательских союзов. Секретарём конференции был избран Владимир Крымский. Вела стенограмму Ирина Аникина (выпускающий редактор «Общеписательской Литературной газеты»).

В первой части мероприятия были заслушаны и зачитаны приветствия участникам конференции, присланные от председателей писательских сообществ России и стран СНГ.

Вторая часть конференции представляла собой отчетно-выборную сессию, в ходе которой был избран председатель МСПС, представлены на обсуждение делегатов конференции требования МСПС касательно принадлежащего сообществу имущества. Также председателем МСПС был представлен отчет о событиях и достижениях МСПС за период с 2021 по 2024 гг.

В заключение конференции состоялось награждение ряда делегатов почётными медалями «За заслуги перед литературой». В финале мероприятия литераторами единогласно было принято решение для интенсификации работы всех писательских союзов проводить подобные конференции чаще. По меньшей мере, два раза в год.

Очень точно охарактеризовала состоявшееся мероприятие представительница Ставрополя, член Союза Писателей России, руководитель литературного фестиваля «Белая акация» Екатерина Полумискова:

— Одно было понятно всем, кто приехал из регионов и зарубежья или посетил конференцию МСПС и Литфонда, просто переместившись по столице на Большую Никитскую  –  это Россия, это Москва, это Мастера! География русского слова границами не замыкалась никогда. И это радует. Безусловно, Международное сообщество писательских союзов осуществляет благую миссию, ведь объединение творческих людей, литераторов очень важно для современного мира, современных реалий. И очень отрадно, что МСПС неуклонно, стойко, даже стоически осуществляет эту миссию.

Корнелия ОРЛОВА, ответственный секретарь

---

От редакции: Нечасто бывая на таких официальных мероприятиях, но будучи настойчиво приглашён на конференцию нашим ответственным секретарём в статусе гостя, я вскоре после её начала понял, что пришёл как никогда по адресу и вовремя. Девяностолетие Союза писателей СССР никак иначе нельзя, неуместно было бы отмечать, как только в составе тех уцелевших авторских сил и презревших постсоветские границы связей СП СССР, которые могут ещё себя показать. Которые могут громко заявить о себе: «Мы живы, мы пишем, мы ведём свою летопись лихолетий и разлук республик!» И жизнь эта «послеразводная» — ох, как не сладка!..

Советский патриотизм как формула дружбы народов, как рецепт мирного совместного созидания нациями единой многонациональной по духу культуры — многим кажется сегодня абстрактным, «потусторонним» ксенофобским и шовинистическим реалиям дня. Однако конференция МСПС показала обратное, причём вне политики: если СССР можно «распустить» волей пьяной лапы врага советского народа Ельцина, то писательские связи — остаются нерушимыми, неподвластны историческим преступлениям политиканов.

Да, самих писателей мало (ибо быть сегодня писателем — это не привилегия, не профессия, а существенное обременение, как мы знаем даже в относительно благополучной Москве). Да, работа их в подавляющем числе случаев не имеет никакой государственной поддержки (чему наиболее ярким доказательством — служит наш еженедельник, отпущенный год назад «на вольные хлеба» Минцифрой и вспоминаемый ею только в случае необходимости отчётов за давние грошовые субсидии)… Но живы на республиканских островках СССР не просто писатели в своей авторской отдельности и уникальности — живо их общение, их со-общение, их союзность, сияющая мятежным советским многоцветьем на мрачном, враждебном, антисоветском фоне Постэпохи.

Скромнейшие на вид, с походными рюкзачками за спинами некоторые, в бейсболочках, майках под пиджаками вместо «армани», все «с корабля на бал»… Это были всё равно и всему наперекор советские писатели, не смотря на неказистый вид («да и какая, с каких гонораров может быть у нас сейчас солидность? смеем ли мы пиджачно «юбилЕить» на руинах СССР дату Его Союза писателей?» — пронеслась у меня критическая мысль). Не все пятнадцать республик СССР были представлены делегатами, увы, но, из запомненных мной, наиболее ярких выступлений, — Россия (отдельно — Ленинградский Литфонд), Белоруссия («Полоцкая ветвь»), Киргизия, Молдавия, Тува, Прибалтика, Крым, Дагестан, Абхазия… Даже Афганистан!

И вот как раз из Афганистана товарищ Ахгар Саид Азам очень важное стихотворение в части первой (приветственной) конференции прочёл, сильно волнуясь — потому что оно как раз о том политическом и историческом моменте, в котором оказались не одни писатели бывшего СП СССР, а и все его народы — Советского Союза. Сперва на персидском прочёл, а потом перевёл. Смысл стихотворения такой: мы (в СССР) были на вершине горы (культуры и цивилизации), однако решили стремительно оттуда спускаться (в 1991-м), и повлекли камнепады за собой, и град стал лупить нам в спину, — так надо иметь теперь мужество устоять даже на склоне, не падать с ног!       

В родном Афганистане до пришествия туда воинствующих исламистов (с которыми и сражался десять лет, с 1979-го, защищая социальный прогресс, ограниченный контингент Советской армии) отучившийся в СССР Ахгар Саид Азам поднимал на ноги детскую литературу… Почти как первые учителя-большевики в школах среднеазиатских республик СССР (см. рассказ Андрея Платонова «Песчаная учительница» — почти о своей жене, её судьбе подвижницы).

Представляете себе такой род работы на фоне едва ли не шариата и тотальной безграмотности в качестве «альтернативы» моджахедов? Сказки, воспитывающие детишек, стремящихся не к «традиционным ценностям» и прочим адатам-веригам, а к знаниям, науке, культуре, искусству и врастанию в цивилизованный, куда более религиозных рамок просторный мир… Вот такие здесь собрались люди, такие специалисты. Только одна страница общего тома судеб, связанных с СП СССР.

Часть вторую конференции, где обсуждались вопросы имущества СП СССР (рассованного нынче по очень многим посторонним карманам и ассоциациям) я, конечно же, покинул: это внутренние вопросы. Хотя, угадать, что там обсуждалось — не так сложно. Не случайно же использовался как экранный фон Дом Ростовых — к которому исторически ЦДЛ и пристроен со стороны улицы Герцена (Большой Никитской), например…

В том-то и заключалась «производящая» способность (кавычки тут можно убрать) СП СССР, что он обеспечивал мастерам художественного слова такие условия, такую обстановку (и моральный климат вообще), в которой можно было устремлять мысли в коммунистическое делёко (для общества — важнейшая работа), в которой воображению и творчеству было настолько уютно, что… и рождались шедевры мирового уровня.

Как ни примеряй расхожую фразу «формула успеха» — сюда не подойдёт, но всё же об этом. Потому и признавали нашу культуру во всём мире (даже идеологические враги признавали — и прикармливали, тиражировали отщепенцев вроде Солженицына), — как верно напомнил в написанном по пути, в такси, вступительном слове Юрий Коноплянников, — и переводили, и даже равнение брали. Потому что нигде в мире такой систематической заботы государства о писателях не наблюдалось. Кто, как Серафимович, до революции или в ходе революции писателем становился — тех селили наравне с министрами, учёными, чекистами и стахановцами в Доме СНК («на набережной»). Кого уже в СССР воспитали, кто вырос в писателя — те на хорошие гонорары свои строили писательские кооперативы (в Безбожном переулке — но это поздний, а довоенный — был помимо дома в Лаврушенском, «дома Массолита», например, «Жургаз» рядом с типографией НКВД в 1-м Самотёчном переулке, где была большущая, затем коммунальная, квартира Михаила Кольцова, главреда «Огонька»).         

Это неизмеримо сейчас никакими виллами и яхтами постылого расеянского олигархата (в сверхкомфорте единиц сосредоточилось прежде доступное сотням и тысячам) — который частично во втором поколении с писательскими и правительственными дачами чуть ли не родственные связи имеет (Бонч-Бруевичи, например)… Да-да, сила, авторитет и именно успех производительности столь ненормированного труда, как писательский, — в СП СССР определялись материальными предпосылками, условиями, создавались которые десятилетиями и тысячами уважающих писательский труд рук.

Статус писателя в СССР был общественный в первую очередь, а уже во вторую — государственно оформленный, зафиксированный, обеспеченный. Потому и вырастали башни отнюдь не из слоновой кости, а из «генеральского» кирпича, глядящие в море, в Пицунде и Прибалтике… Не для роскоши — для творчества!..

Частично об этом и писал Демьян Бедный ещё в 1937-м («Рабочий отдых в старину и теперь»):

Кто мог представить в годы оны
Рабочий отдых наших лет:
Музеи, парки, стадионы,
Театры, музыку, балет?

Все виды радостного спорта,
Парадов мощную красу,
Уют приморского курорта,
Дома для отдыха в лесу!

Пролетарский поэт-классик, «правдист» сравнивал дореволюционные «нормы» отдыха (алкогольного преимущественно) и то, что было создано всего за 20 лет социализма — в том числе, уже и для писателей. Помним, откуда и как взялось Переделкино — вопрос Сталина Ильфу и Петрову после «Одноэтажной Америки» — «как там живут писатели?» — «по дачам»…

Но не только Переделкино ныне под большущим вопросом в плане изначального назначения (служит ли оно писателям именно? я вот последний раз был там прошлым летом в составе семейной экскурсии — гигантский участок Церетели с его монструозными невостребованными деяниями, конечно, выделяется, но и он уже не самое страшное, новая знать пристроилась)… В общем, надеюсь, что созданное не просто там властью какой-то — всем советским обществом созданное для писательской работы, будет возвращено тем, кто эту редчайшую и тяжелейшую работу ведёт не благодаря, а вопреки недружелюбной окружающей капдействительности.

***

Вообще, у меня конечно рвались и эмоции какие-то братские, и даже тосты — но на правах гостя я помалкивал и впитывал атмосферу. Поскольку каждый выступавший и в Малом зале и позже в ресторане, говорил что-то настолько важное и, пошло говоря, эксклюзивное — что эмоции и эмпатии подождут, не их день рождения… Самое ценное на таких съездах/конференциях, конечно, неформальное кулуарное общение.

Первым меня заарканил товарищ Каплан (имя, не фамилия) — оказывается, общались в Сети, и сразу признал. Не вспомнив самого сайтового общения (это был флэйм — товарищ критиковал самого Маркса, и соответственно я, как обычно пламенно и категориально стройно, отвечал «за того парня»), я тем не менее просто обомлел от рассказа об общении Каплана Гайсовича Кесебежева с Николаем Рубцовым в 1965-м. В таких подробностях, что совпадали и с воспоминаниями девочки, которая была адресатом знаменитого стихотворения о велосипеде и букете, что в 1980-х эстрадник Боборыкин положил на музыку (развалочно-попсовую «Я буду долго гнать велосипед…»).

На танкере, где матросил Рубцов, когда тот причаливал к родным брегам Каплана — они и виделись, и Рубцов читал в местном кафе на причале свой замусоленный, запачканный до неприличия (это слова очевидца) томик Сергея Есенина. А изданий в СССР на тот момент было немного — и Каплан обратил внимание, что листы буквально слипаются от частой читки (видимо и работа на танкере сказывалась — руки то в машинном масле, то в мазуте)… Позже, отчитав всё любимое есенинское, Рубцов так говорил: «а теперь слушайте стихи гениального поэта…» И читал уже свои, иногда под гитару или гармонь.

Вот только первый глоток «эксклюзива» что ждал меня в первые 15 минут прихода в Малый зал, до начала конференции. Далее было не менее интересно, когда республика за республикой, выступающий за выступающим — обнаруживали в словах своих не просто тоску, ностальгию (как обычно опошляют тему) по СССР, а именно советский патриотизм, принадлежность к советскому народу и советской Большой, всеохватной культуре. Поэтессы, писатели, критики… Олеся Рудягина из Молдовы (двое суток в Москву добиравшаяся из-за суммарных особенностей внешних политик экс-республик Союза), конечно, громче и ярче всех, первой подняла эту тему — причём, дважды. Второй раз ироническим, бросающим вызов любой антисоветчине стихотворением, начинающимся со слов:

Я — совок. Я — ватник, ,,вата,, —
Штамп пожизненной вины:
У меня глаза солдата,
не пришедшего с войны.

А вот потом, когда началась ресторанная часть, казалось бы, постскриптум конференции, — я и не ожидал, что самое-самое содержательно важное будет там, причём после развлекательных песенок универсального кабаре-шантан-дуэта Мовшиц-Иволга. Во-первых, раскрывшаяся, словно из кристража («Гарри Поттер»), из образа сдержанной стенографистки конференции — подлинная бледнокожая валькирия тяжёлого (симфонического!) металла. Вот уж, как говорится, здесь-то и не ожидал!..

Ирина спела такую важную песню, которую здесь и сейчас не всякий бы исполнил — она была о нынешней войне, была сложна, зашифрована, но смела. И шла через песню красной нитью припевная мысль «чужие свои» (в диалектическом противоречии наводя слушателя на выход за пределы формально-логических пропагандистских плоскостей)… И яснее мне становилась грусть Ирины до момента, когда смогла «расправить плечи» своего недюжинного, глубоко атакующего голоса. Эта искренняя утренняя печаль в глазах, как сразу мне подумалось ещё в Малом зале, несёт что-то всеобщее из политического момента. А если женственное, то с контрапунктом — суровое и сильное, лишённое всякой нежности.

Так бы на беснующихся по островным лагерёчкам в ксенофобском «патриотизме» островитян, — глядела не окаменевшая (из слитных лат литая) в Сталинграде, а ожившая их Родина-Мать. Не нынешняя родина-мачеха, а подлинная. Единая, советская… Печально и хмуро: потому что умудрились продать, «закантрактовАть» даже её имя — так же и пишут («заключи контракт с родиной»), не стесняются рекламные сущности.

Во-вторых, тему — и именно с советской гуманистической, универсалистской и интернационалистской стороны, — конечно, затрагивали до Аникиной выступающие. «Мы за мир! Мы за братство!» — дважды звучало наболевшее. Но спеть это так, чтобы воображение децентрировалось, оторвалось от официозной «намагниченности», перенеслось по ту сторону условной и подвижной границы событий, чтобы увидеть и там точно таких же своих — а советское как раз в этом и кроется, — смогла она одна. Нет чужих — потому что нет для нас границ!.. Не удержав на этот раз волны эмпатии, я в порыве нескромности подошёл к Ирине, подарил свою книгу «Времявспять» 2017 года. Очень надеюсь, что это не останется только жестом, а дело дойдёт до чтения (там как раз и об августе 1991-го и о боевых нулевых).

Как не знала, что Лимонов писатель будущая мать его двоих детей при знакомстве в ресторации в Леонтьевском переулке, так и Ирина не слышала ничего о нашей группе «Эшелон» (поделом рэдметаллистам-первопроходцам! отставникам-нулевикам… нечего годами молчать напыщенно!)…

Следующим по яркости для меня, субъективно — прогремел Борис Свердлов (фамилия обязывает!) — прочитал из «Братской ГЭС» Евгения Евтушенко фрагмент, «Учительницу Элькину»*. Фрагмент, который здесь же десятилетиями ранее звучал, в их узкой компании, — молодого тогда поэта Свердлова и всемирно признанного, ещё не переобувшегося в антисоветчика и антикоммуниста Евтушенко, в 1977-м, кажется…

Понимая, что это только первое знакомство, дослушав выступление товарища из Тувы, — я уносил полную чашу впечатлений, эмоций и эмпатии домой. Да и пора было честь знать, уже чай/кофе предлагали, автобусы в «Измайлово» подавали…

Дмитрий ЧЁРНЫЙ

*
...
А тот, из Костромы,
еще живой как будто,
и лишь глаза странны.
"Подстрелили чистенько,
я уже готов.
Ты не трать, учителка,
на меня бинтов".
И, глаза закрывший,
почти уже не бывший,
что-то вспомнил рыжий,
улыбнулся рыжий.
И выдохнул
           мучительно,
уже из смертной мглы:
"Мы не рабы,
             учителка,
Рабы не мы..." 

Азбука революции. Глава 11. Поэма «Братская ГЭС».