«Мои женщины»: история подлости и подлога (ч.1)

Поднимаемые нашим еженедельником вопросы — никогда не «уходят в песок», не остаются без нашего внимания в дальнейшем. Этот принцип, «держать на карандаше», — не только КГБ, но и советской прессы, бывшей не номинальной, а реальной низовой властью в СССР, и даже потом, в 90-х и 00-х, пока за неё не взялись кремлёвские оптимизаторы-реформаторы. Гласность — великое оружие. И придать гласности в наши дни — значит, во многом, обобществить и мобилизовать.

Если вы помните, дорогие читатели, мы первыми рассказали поклонникам Ивана Ефремова, что творится в его квартире, которую унаследовала племянница по линии второй жены. Статья Григория Дебежа порядочно нашумела, и её результатом стало сплочение читателей, почитателей советского фантаста в группу «Архив Ивана Ефремова», отслеживающую то, что происходит и в квартире и с его архивом.

Поскольку молитвами Минцифры и лично Владимира Григорьева мы и сами бездомная редакция, не имеющая ни бюджета, ни «бумажной» периодичности, вопросы прописки писательского материального наследия, фактически музейных экспонатов квартиры Ефремова — для нас очень близки. Будучи брутально выселенной со всем своим скарбом (книгами, компьютерами, подшивками газет с 1963 года) в 2021-м из помещения на Цветном бульваре, «ЛР» не прекратила выходить ни на бумаге, ни в интернете — и в 2021-м, и в 2022-м, «дожать» нас либерал и миллионер Григорьев и его горе-департамент смог только во второй половине 2023-го, «обнаружив» (где? укажите точно!) «нецелевые расходы» ничтожной субсидии (которой и на полгода не хватило). Однако мы не сдавались контре ни осенью 1993-го, когда в редакцию на Цветном ломились молодчики Сосковца, ни теперь, когда нас «цифровизировали» до нынешнего состояния.

Проверяя факты, изложенные нашим автором в статье, мы при поддержке другого постоянного автора, муниципального депутата одного из районов Москвы Романа Галенкина, обратились в Департамент культуры с вопросом: не хочет ли Город взять на контроль создание музея-квартиры? Вот какой мы получили иезуитский, но по-своему (а ля Салтыков-Щедрин) изящный ответ:

Коротко говоря: а не пойти ли вам/нам… в Литературный музей? Новых музеев, и тем более музеев-квартир (со сложно решаемым, затратным для чинуш и бюджета Москвы вопросом собственности) Департаменту культуры столицы не нужно. Всё уже создано, просто надо посещать почаще. Причём этот гоголевский персонаж Чеглов даже живой подписи не поставил — видно, что это компьютерное факсимиле, которое секретарши ставят подо всеми отписками, отбиваясь от народных инициатив. Отсылка к федералам по этому, вполне локально-московскому вопросу, именно в части устройства музея-квартиры — конечно, характерна. «Освоение культурных ценностей» — это что такое? Приватизация? Привыкли там бюджеты осваивать — вот и ценности туда же…

Впрочем, такое буржуазное мышление — «конгениально». Именно такой же порочной логикой руководствуясь, хозяйка волею судьбы бесценной обстановки квартиры Ивана Ефремова — решила «осваивать» площадь отнюдь не способствуя «распространению культурных ценностей».

Откуда у наследницы квартиры Ивана Ефремова ненависть к нему?

Если Дебеж ставил вопрос только в плоскости музея-квартиры, которую наследница решила опустошить любой ценой (кто поедет в город Гагарин из Москвы чтобы увидеть вещи из его квартиры? и какая тут вообще связь с космонавтикой, о которой он специально не писал?), то нас заинтересовала «история вопроса» и психологический аспект этой странной спешки-ликвидации. И вообще, вот чисто отвлечённо: что должно такое произойти в жизни богатейшей женщины Москвы, чтобы она, единственная наследница ефремовских рукописей, библиотеки, обстановки квартиры, его личных вещей, страстно возжелала освободиться от этого? Казалось бы, живи да царствуй, запускай туда экскурсии фанатов за мзду или задаром! Не хочешь — не запускай, просто запри и храни, выдавая иногда специалистам и издательствам рукописи, фотографии, рисунки…

Но почему именно вытряхнуть-то всё оттуда надо? Какую ценность без этого исторически уникального наполнения имеет двухкомнатная квартирка с невысокими потолками в скромном доме в «академическом» районе?!

Эта сама собой свалившаяся миссия — вряд ли может быть обременением при таких-то капиталах, если Дебеж не врёт. А данные его из открытых источников: 62 миллиона рублей за 2023-й год — посчитайте, каков её доход в месяц! Тут и Сечин подвинется, пожалуй…

Факт необразованности и поэтому незаинтересованности женщины в этом наследстве — сразу отбрасываем. Серафима Юхневская прекрасно понимала, что от тётки Таисии наследует, и наследовала это всё с деятельной радостью. Иначе не взялась бы ещё при жизни Таисии Иосифовны за организацию выпуска книги о писателе в серии ЖЗЛ. Это, скорее всего, и было «экзаменом» на такое солидное, обязывающее наследство.

И вот здесь-то как раз и стоит начать выискивать зёрна как будущей прогрессирующей её лютой ненависти к писателю, так и будущей книги-фальсификации под названием «Мои женщины» (2022), сколь бы странным это вам ни показалось. Материалы для биографии — все фактически в её руках (в его, а точнее Ивана и Таисии квартире на улице Губкина), осталось выбрать кого-то из многочисленных просвещённых поклонников, владеющих пером.

Сложно сказать, почему Серафима сразу же не отдала это почётное и ответственное дело давнему поклоннику и даже последователю Ивана Ефремова, который сделал хороший о нём документальный фильм ещё в СССР, на закате 1980-х. То есть доказал осведомлённость, квалификацию, заинтересованность… Мстислав Степанович Листов — вполне заработал за долгие десятилетия это право, и писать умеет хорошо. Однако здесь могли быть разногласия с Таисией или какие-то личные соображения племянницы, и выбор пал на творческий семейный тандем Смирнова и Ерёминой. Возможно, вместе с Серафимой они занимались йогой просто… Ведь именно эта тема почему-то стала едва ли не основной во второй половине биографического фолианта.

Являясь в познании полиглотом и эрудитом, читая иностранную литературу в подлинниках, то есть на языках (в чём и ценность собранной писателем библиотеки), Ефремов, конечно, много знал, в частности, и об агни-йоге как пласте индийской культуры, о йогах и сопутствующей им мировоззренческой речи, об их принципах, которые иногда цитировал в поздних интервью и собственных текстах… Однако сам, просто уже в силу физического состояния (здоровье, в частности сердце, было подорвано в экспедициях), он не мог заниматься йогой, всё-таки категорически другой культуры был человек, диалектик-материалист, от «духовно-телесных практик» принципиально далёкий.

Между тем, как бывает в худших биографиях, позиция и даже личностные предпочтения авторов — стали просвечивать очень едким фоном под изображаемыми в обстоятельствах его жизни обликом и личностью писателя. В былые времена подобное тенденциозное самовыражение в неподходящем жанре, эдакое субъективное тяп-ляп в издательстве «Молодая гвардия» отметали ещё на стадии ознакомления с рукописью книги (заказ на биографии одного писателя давали сразу трём-четырём авторам и выбирали лучшую). Но 21-й век вышел вовсе не таким просвещённым и прогрессивным, каким его представлял себе и читателям Иван Ефремов, и теперь такого ценза уже не было. Да и Серафима никого другого не подпустила бы к материалам писательской квартиры: вот здесь родная ей капиталистическая конкуренция — извини, подвинься, тут монополия. Книга без малейших правок со стороны издательства вышла в 2014-м, и первой сама Таисия, а за нею родственники по линии первой жены удивились изобилию «його-бого-мути» (как выражался Джеймс Джойс) в биографии коммуниста и материалиста до мозга костей.

Вот что по этому вопросу рассказала в 2019 году нашему еженедельнику внучка писателя Дарья Ефремова (фрагмент интервью из №37, 10 октября):

— Они выдумали там очень многое, написали, что дед был адептом агни-йоги, пропагандировал идеи Блаватской, Рерихов… Я думаю, всё дело в том, что один из составителей книги – Николай Смирнов, сам приверженец агни-йоги и её пропагандист, и, конечно, ему захотелось приписать эти убеждения известному человеку. Но дед всегда относился к этим идеям скептически, с юмором.

– Но какая-то связь с Рерихом у вашей семьи была?

– Была, но не такая уж большая. Да, дед очень любил Рериха как художника.

– И знал лично?

– Нет, он был знаком с младшим Рерихом. Общались они буквально несколько раз. Просто надо понимать, что деда интересовало всё, не только агни-йога, но и вообще – йога, потом он много занимался изучением античной, индийской философии. У него сохранилось огромное количество переписки и на эти темы. И потом – дед был материалист. Я вот человек верующий. Но я же не представляю его православным. Этого не было. А Смирнов решил его посмертно причислить к своей «религии». Это просто некрасиво, если не сказать – подло.

– Но какие-то основания для того, чтобы представить вашего деда как пропагандиста агни-йоги у составителей были?

– Да, один из адептов рерихизма, с которым дед переписывался, Портнягин, сохранил все его письма. И да, там видно, что дед интересовался агни-йогой. Он её читал, естественно. Но всё это делал только из любопытства. А они представили так, что он был пропагандистом этих идей, перепечатывал эти книги, раздавал всем окружающим. Но дед перепечатывал не только это, а ещё и массу всяческих книг – легенду о Короле Артуре, например, переснимал и раздавал людям. С таким же успехом, его можно было бы представить адептом тантризма или ещё чего-нибудь. У него был очень широкий спектр увлечений. А составители книжки абсолютно ангажировано уцепились только за одно. Но дед никогда не был эзотериком, мистиком, он всегда смеялся над этим. В принципе, всё это видно и в его текстах. Мы пытались это объяснить этим «биографам», но они не прислушались к нашему мнению. Они встали в непримиримую позицию, стали делать вид, что мы что-то скрываем, поэтому возмущаемся. Мне пришлось даже писать какие-то опровержения в интернете. Когда они выступали в МГУ, я выходила там на сцену и рассказывала, как всё было на самом деле, чтобы они не вводили в заблуждение читателей. Конечно, составители были очень недовольны. Но ведь мы сначала хотели по-хорошему, ещё до публикации. А потом, конечно, они оказались очень амбициозными людьми, обиделись как-то, перестали со мной здороваться.

– А представители издательства «Молодая гвардия»? Обращались к ним?

– Эрлихман в ответ на мои претензии сказал мне примерно следующее: «Ну что вы так волнуетесь, это наше время такое – время пиара. Ну и что, что неправда, зато хоть что-то вышло в печать, люди узнали о Ефремове». При этом, когда с нами согласовывали текст, они нам просто-напросто не показали этот блок, где речь шла об агни-йоге.

То есть подлог стопроцентный, о котором в семье знали с самого начала. Однако, как покажет будущее, эта попытка рерихнУтых говорить устами Ефремова — ещё не максимум лжи и подлости, на которые их сподвигнет бизнес-вумен!

Из поколения Ефремова позволить себе увлекаться всерьёз агни-йогой мог разве что философ Анатолий Сергеевич Арсеньев, публично споривший в 60-х с самим Эвальдом Ильенковым и увлекавшийся мало тогда известным Рене Геноном: в 90-х, в свои 80 он, сухопарый и мускулистый, делал и стойку на голове ежедневную, и прочие упражнения, не нарушавшие мозгового кровообращения, но это был уникум, выстрадавший своё инакомыслие и «протестную йогу» в дискуссиях с материалистами…

Впрочем, событийная часть мало кому известной в подробностях биографии была верна, и все эти попутные вольности авторам издатели, как мы увидели выше, простили. А книга, за отсутствием иных источников, была раскуплена поклонниками писателя, потребовался доптираж. Тут нужно, однако, вспомнить, когда и почему увлечение йогой впервые пожаловало в СССР.

А вот это важно! Идеологическая составляющая — есть.

Когда общественное сознание переживает кризис, и старые объяснительные принципы (идеологемы) не годятся, на их место тотчас лезет всякое-разное, довольно заразное. И чем проще объяснение, тем лучше, а если это не разумное объяснение, но иррациональное отвлечение от проблемы — так вообще идеально. Так было в конце 1960-х в ходе мирных «революций» (ничего не менявших в политике) и выступлений поколения «детей цветов» в Европе и США, где йога как противоположность капиталистическому рационализму, отчуждению и секуляризации рассматривалась «бунтарями» эдаким путём к себе и единению с природой… Так же почти и в СССР было попозже на десятилетие — только йогу-майогу сюда активно тащили те же деятели, что ночами перепечатывали на казённых ротапринтах Солженицына.

Вот откуда-то оттуда, из 1980-х и семейный дуэт горе-биографов Ефремова приволок сомнительное представление о единстве научной фантастики, блавАтчины с её «живой этикой» и його-бого-мути, все эти кувырки в воздухе: макрокосм, микрокосм, заглянуть в себя, а не во Вселенную, познать сперва свой личный внутренний мир, а потом уже пытаться изменить внешний… Подобные силлогизмы очень быстро уводят от диамата не просто в субъективный идеализм, а в солипсизм и социальный эскапизм.

И как только СССР уничтожили читатели-почитатели Солженицына, то есть и такие, как Юхневская предпринимательницы получили путёвку в жизнь, — расцвели, как мы помним, и аум-синрикёкнутые всех мастей. А йога стала хобби элитариев, «рублёвских жён» и прочей благополучной прослоечки — на фоне ненужных государству пролетариев, стоящей на паперти науки, утопленной станции «Мир», запущенной к чертям собачьим пилотируемой космонавтики и космических исследований. Вот именно где-то там, уже во втором пришествии йоги и стоит искать родственность душ Серафимы и выбранных ею биографов.

Опыт первого сотрудничества с «семейкой-в-шавасане», опыт коммерчески удачный, правонаследница-монополистка Юхневская восприняла как сигнал к дальнейшим предприятиям. Относилась ли она при этом с пиететом и уважением к Ивану Ефремову как фигуре мировой литературы, целостной личности, как к культурно-исторической данности?

Есть сомнения. То ли ретроспективная ревность тётушки (которая ещё как «накрывает» порой супругов на стадии синильности, по окончании репродуктивного периода, особенно когда объекта ревности нет в живых, и у него остались дети от предыдущих женщин), просачивающаяся в кухонных беседах и историях из совместной и досовместной жизни, то ли ещё какой-то негативный фон «чисто по-женски», за кулисами официального почитания великого мужа, — но нечто Серафиме передалось такое, что дало не просто моральное право на искажения, а даже мотив на некое мщение. В чём оно выразится — скоро узнаем. Довольно изощрённая месть.

Либидо коммуниста в руках бизнес-леди

Классовая позиция, классовое самосознание, наживаемое годами — это нечто посерьёзнее личных, частных чувств. Здесь выражается коллективно-всеобщее, отвечающее односложно на вопросы политического уровня. Как поётся в песне группы «Аркадий Коц»: «с кем ты заодно, брат?..»

Есть у Ефремова пророчество-образ — там на планете существует граница между миром социалистическим и диким капитализмом, почти Берлинская стена. Так вот за ней, за стеной, там, где капитализм — в пустыне обнажённая (почему-то) красотка-блондинка с бластером в руках палит во всех подряд, и нет над ней закона. Возможно, это просто образ из американских комиксов, которые Ефремов изучал как альтер-культуру буржуазных стран, успешно (как раз на фантастических, космических сюжетиках) воспитывавшую в детях то, на борьбу с чем в соцстранах уходили огромные силы в воспитании и просвещении. Но образ этот просто идеально подходит его «популяризаторше», наследнице его архива.

Вкусившей прелестей капитализма не в пассивном «донном» состоянии, как мы, а активно, на гребне его волны, в должности гендиректорши ООО КСК «Белая лошадь» — вряд ли будут духовно понятны и ценны произведения коммуниста-фантаста. То есть автора, видящего будущее общество уверенно и бесповоротно без таких, как она, вообще. Без иерархичности, без господ, без частных владельцев средств производства, которые становятся средством порабощения, подчинения себе подобных в целях прозаически-низменных: извлечения прибавочной стоимости. Эксплуатации человека человеком. Написанное теоретически — это мало кого трогает и пугает из буржуев. Но вот отображённое писателем в перспективе, в будущее, оживлённое художественным словом, это, научно-коммунистическое, — уже оружие, овладевающее умами и думами, и оружие, опровергающее тот реальный мир, в котором командует и вольготно чувствует себя миллионерша Юхневская не как личность, а как представительница класса.

Что же делать с этим, уже всему миру известным Иваном Ефремовым? Как обуздать пропагандистскую в пределе, художественную силу его произведений?.. Как обнулить его авторитет (учитывая, что первая ложь Николая Смирнова в святая святых, в биографии писателя — успешно «съедена» аудиторией)?..

Надо его же языком, от его имени, рассказать о нём такое «человеческое, слишком человеческое», что усомнит читателей в ментальной возвышенности и устремлённости его! Что вместо восторга пробудит брезгливость, заставит сомневаться в искренности его идеалов и слов, — вернее, принизит прозаика до прозаического персонажа, — недалёкого похотливого бабничка, в общем. Обычно, в политике, это «срабатывает» — весь «чёрный» пиар на таком строится.

Сложно сказать, что в области мелких мотивчиков подвигло к этим мыслям Серафиму, — возможно, алчность до сенсаций в глазах того Эрлихмана, как немой совет бизнесмена — бизнес-вумен. Возможно, не лучшие отношения с наследниками Ефремова по линии первой жены. Возможно, обожествляющие его назойливые поклонники, которые сплошь коммунисты и материалисты… Да тот же вот Листов, которого она сделала молчаливым архивариусом вместо того, чтобы дать право писать о Ефремове на основе его архивов, — «совок» и «комуняка» неизлечимый… Однако она приняла решение не останавливаться только на биографических «дожатиях» и його-подлогах, а поиграть на ожиданиях читателей, опорочить имя и образ Ивана Ефремова и заодно (ноу-хау! иначе бизнес не делается) сорвать таким образом джек-пот.

Нет никаких сомнений, что нашлись бы издательства, готовые вложиться в «Моих женщин»: купить права на издание, платить подлинному автору и правонаследнице увесистые «роялтиз». Но не такова предпринимательница Юхневская!

Литературное расследование: замысел и реализация подлога

Точную формулировку техзадания, которое получил от неё сообщник по этой похабной афере Николай Смирнов, трудно предположить, но в общих чертах — требовался развёрнутый дневник похождений писателя. И некоторые мысли, записи Ефремова, восхищение его свободными нравами просвещённых культур, говоря проще, «хвала телу» преодолевшему все религиозно-моральные (не путать с нравственными) предрассудки как «сосуд греховный», — позволяли предположить, что Ефремов и сам имел богатый опыт в этой области. Красавец в молодости и зрелости, физически развитый, моряк и путешественник, — такого учёного легко представить попсовым мачо и сочинить для углубления, так сказать, этого образа соответствующие «коммуникации».

Тут есть одно «но», которого рерихнУтый тяп-ляпщик Смирнов не заметил и ранее, имея широкий доступ к архиву писателя: все эти мысли Ефремова имели интенцию, направление. Они были далеки от оправдания банального вожделения или же восхищения вообще каким-то локальным, например, греческим культуральным восприятием тела (обнажённые участники первых олимпиад, преклонение перед физически, но при этом гармонически, то есть и достойно умственно развитыми греками), где отсутствие нынешнего понятия стыда и определяло гармоническую (суммарную) красоту, то есть развитость индивида (не существующего вне культуры, общественных представлений). Упрощённо: там, где представитель более низкой культуры фрагментарно видит только первичные и вторичные половые признаки как безусловный сигнал к определённому поведению (вожделению), культурно равный наблюдаемому/мой — видит целостно Личность, Красоту. И в обнажённом состоянии граждане полиса разных полов — способны вести глубокие беседы, не обнаруживая затрудняющих такое общение низменных признаков поведения иного плана (репродуктивного). Вот это было нормой, а не наоборот.

Вообще, по этому вопросу я очень советую подлинным поклонникам Ефремова прочитать книгу Марины Бурик «Логика телесности». Там подробно разобрано и показано, как менялось вИдение и понимание обществом тела в зависимости от эпох, формаций, религий, философских школ. В этом же ключе, всегда как учёный придерживаясь исторического и культурного контекста, ведёт свою мысль писатель даже когда выходит на уровень обобщения:

Нормально сложенная здоровая женщина всегда имеет более развитый жировой слой, чем мужчина. Это хорошо известно, но так ли уж всем понятно, что это не более как резервный месячный запас пищи на случай внезапного голода, когда женщина вынашивает или кормит ребенка? Попутно заметьте, где на теле женщины располагаются эти подкожные пищевые запасы? В нижней части живота и области вокруг таза — следовательно, эта резервная пища одновременно служит тепловой и противоударной изоляцией для носимого в чреве ребенка. И в то же время этот подкожный слой создает мягкие линии женского тела — самого прекрасного создания природы.

«Лезвие бритвы»

Вот так пишет Ефремов о женщине в абстрактном ключе. Очень аккуратно, деликатно, заметим, пишет, в контексте природной миссии. Причём здесь, конечно, и стандарты его поколения сказываются — до топ-модельной нормы «90-60-90» ещё три десятилетия… Это ещё вполне советская красота серёдки ХХ века, близкая к античным параметрам, имеется в виду. Вот оттуда же рассуждения Гирина, за которыми, конечно, стоит авторская мысль:

Высокая психическая мощь мозга человека еще больше обострила предметность зрения. Чувство формы стало у нас очень важным ощущением, и это немедленно использовала природа для той же великой задачи продолжения рода. Остро чувствуя форму, кроме цветов, звуков и запахов, мы получили всю гамму ощущений, из которых складывается восприятие красоты. И вот, использовав чувство формы для влечения полов, природа необходимо должна была обеспечить автоматическую правильность выбора, закодировав в форме, красках, звуках и запахах восприятие наиболее совершенного. Тогда предок человека, стоя еще на очень низкой, звериной ступени развития, стал правильно выбирать лучших жен или мужей.

Половой отбор стал действовать не только интенсивнее, но и в верном направлении, — словом, все пошло как надо для быстрого восхождения по лестнице исторического развития, все большего совершенствования организма. Потом, когда мы стали мыслить, этот инстинктивный выбор, закодированный так, что он радует нас, и стал чувством красоты, эстетическим наслаждением. А на самом деле это опыт, накопленный в миллионах поколений при определении того, что совершенно, что устроено анатомически правильно, наилучше отвечает своему рабочему, функциональному назначению… Механизм — да! Но в этом механизме длительное историческое развитие заложило программу неизбежного совершенствования, восхождения к лучшему. Вот почему прекрасное имеет столь важное для человека значение.

«Лезвие бритвы»

Восхождение к лучшему, совершенному (эволюция)! Вот такой Ефремов крепкий орешек для классовой вражины из уродливой Постэпохи оказался: «разобрал» красоту в генезисе представлений о ней, чётко, материалистически… Я специально даю большие цитаты, чтобы оживить ощущение речи писателя, ритмику и высотность полёта мысли, ассоциаций, воображения. С этой высоты пошлякам-«биографам» сбить его, конечно, сложно…

Но если заказчицей обещана кругленькая сумма, сформулирована задача и найдена отправная точка в рукописях (а в такой книге не может не быть чуток подлинников, по закону жанра, — ложка мёда обязана присутствовать, — письма жене, например), — отчего бы Николаю Смирнову не пофантазировать так, как не Ефремов, а он, начитавшись совсем иных образцов, умеет?

Почему женщин именно в количестве 14 Смирнов выдумал Ефремову? Уже тут «торчит» нумерология! Во-первых, это более-менее реальное число фемино-впечатлений для уроженца ХХ века, если он не Лемми Килмистер и не Генри Миллер, конечно. Но главное, во-вторых, — это красота и смысл самой цифры, индуистский подтекст её. Арифметика нехитра: 7 чакр умножить на двоих — в соитии, то есть символ полного слияния, от головы до пят… Йоганутые очень любят эту цифру, «магию чисел» и всякое эдакое…

Но вернёмся к началу, к замыслу. Откуда такое несвойственное речи (и не созвучное прочим метафоричным названиям книг) писателя туповатое и «якающее» название — «Мои женщины»? А сугубо по запросам маркетинга!

И точно так же, по этим же буржуйским законам Юхневской, половых партнёрш не может быть мало — объём требуется для книги, товарная аппетитность, ассортимент! Чтоб глазки «потребителя информации» бегали и выбирали, чёрт возьми!.. И чтобы аппетит появился ещё до текста — возникает первый же прикол. Вот тут нет сомнений, что с визуализацией креатив Серафимы, как с числом — Николая.

Ну, было бы, к примеру, пять — это же не продашь, сколько ни пиши о них много (так много, как Ефремов как раз и писал — только о другом, — вышеприведённая речь Гирина о красоте на три страницы растягивается)… Ну, это, правда, ещё смотря как писать.

Мне кажется, йог-маёг Смирнов настолько после успеха наполовину вымышленной им да жёнушкой биографии Ивана Антоновича уверовал в свой талант и «реинкарнировался» в образ жизни и чуждую ему профессию писателя, что слегка подзабыл, о каких временах вообще-то идёт речь — вот, смотрите внимательно на фронтиспис!

Хоть одна из этих девушек возраста 20-30 — похожа на женщину первой половины или середины ХХ века? (о пропорциях которых я не случайно привёл выше цитату из «Лезвия бритвы») Вот та, что с каре, например, рыжеватая? Или пара верхних блондинок справа?

Нет, они все, включая нижнюю слева обольстительницу-брюнетку и даже стилизованную, глядящую с укором Таисию (самая верхняя слева) — из представлений о красоте, причёсках и женском поведении 90-х годов, когда Николай Смирнов набирался эмпирического опыта в вожделении — в основном, с помощью телеэкрана. А что, точнее кого тогда показывали? Как раз вот в таком ключе, на канале «31» — после полуночи («Улица голой правды» и прочие увеселения студенческого глаза)…

Наличие монголоидных лиц объяснимо просто: писатель провёл много времени в Монголии, где ему посвящена экспозиция в палеонтологическом музее: отчего бы и туда не заселить пару-тройку любовниц воображением Смирнова и заказом Юхневской? Но даже они изображены в стиле «Плэйбой ессеншалз».

Ну, а теперь — собственно, к контенту литературному, извиняюсь за выражение… (Только обещайте после этих цитат не выдёргивать электропитание и не выключать гаджеты, а дочитать до конца, мои терпеливые читатели!)

Спокойно, дорогие читатели, спокойно… На то и литературное расследование, чтобы даже такое — не просто вызывало рвотный рефлекс и желание тащить коллективно вчинённым иском читателей в суд заказчицу-издательницу вместе с писакой-наймитом, но было подвергнуто лингвистической и культурно-исторической экспертизе. Происходит сцена, — заметьте, — в 1930-м году. Йога, конечно, была задолго до этого — но вот что о ней тогда знал Иван Ефремов, как вы полагаете?

Верно, ничего не знал. И даже ещё не интересовался.

Далее — и вот это уже касается «таланта» Николая Смирнова, посмевшего подписывать именем всемирно известного, талантливейшего из советских, писателя — вот это пошленькое графоманство. Ефремову 22 года в 1930-м году, и он как раз пришёл работать в Палеонтологический институт, полный не його-бого-мути, а научных исканий и исследовательских идей. Тупейшего из тупейших слова «член» в ныне употребляемом (опять же с серёдки 1980-х и с 90-х) значении — сокращение от медицинского умолчания «(половой) член», часть тела, — нет в словаре худ-литературного языка.

Нет его вообще! Даже у самого откровенного, Генри Миллера, мастера этого направления, писавшего как раз в 1930-х — всюду разнообразные (без врачебной монотонности) клички и синонимы а ля «мой флажок», «мой голубчик», «поставил пистон»… И уж тем более, в частности, в языке Ивана Ефремова столь лапидарной лексики, включая всю «оснастку» — такого не было (ни тогда, ни после), нет и быть не может в принципе нигде. Потому что он — Писатель, а ты, Николай Смирнов — жалкая марионетка в буржуйских руках, со своей собственной вяленькой головкой — в мыслительном, а не половом смысле.

И вот вся эта попсовая дешёвка — «горячие, уже увлажнившиеся» — ну что, вы поверите, товарищи читатели, что так сам Ефремов описывает свои опыты в феминном направлении 1930-го года?! Причём, что самое смешное в порывистой, шаблонной речи Смирнова — сказав тупое и пошлое слово «член», он, однако, начинает жеманничать и впихивать иносказанием його-бого-муть даже сюда, в эротику — которая у него-то точно порнография, причём не в силу фантазии, а как раз в отсутствие её. Словно справочник медицинский читаешь…

И ещё вот этот характерный для подделки «максимализм» штампов-прилагательных: «желанный мой», «началось полное безумие», «неистово сжала», «оплетая и притягивая», «в неистовом танце страсти»… Даже делая скидку на возраст — а по версии фальсификаторов Юхневской и Смирнова это же дневниковые черновики Ефремова, — в 22 года (хотя «меня учить не надо было» — на Гражданской войне опыта набирался???) такого он записать не мог. Потому что так, такими словами, такими эпитетами тогда не писали — и уж тем более в жанре воспоминаний, поскольку олух Смирнов тут же пускается во флэшбэки — «Десятки лет позже» (первая после антуражно-верного «тюфяка» на странице попытка стилизации — но неудачная, слишком «застаромОдил» речь), — так это не дневник, а целый неизданный рассказ Ивана Ефремова?

Тьфу-ты, чуть не пропустил: увлекшийся трафаретными порно-фантазиями Смирнов опять прокололся: это что за «египетская танцовщица живота» в СССР, в 50-х или 60-х?

А, душенька моя невинная, ты наверное, не знал, что в Египте, в тот момент, при Абделе Насере, государстве светском, но с наследием ислама, конечно, в области нравов местного населения — не было таких буржуазных практик и увеселений?! Вот как злоупотребление некоторыми позами йоги-то порой головке вредит — а учёный Ефремов даже в 22 года хорошо знал, какие где правят династии и какие там нравы.

Тебе бы, позорнику платному, не его именем подписываться, а поучиться писать у него для начала! (Мы разобрали только одну страницу)

Йони-маёни — одни на районе…

Конечно, вы спросите — может, это такой неудачный фрагмент? И это так «футуристично», языком рубежа 20-го и 21-го веков, «озарённый оргазмом» (легко стилизуюсь под Смирнова, заметили?), пишет очень-очень молодой Ефремов, ещё не тот мастер, в том числе и сцен общения полов, которого мы знаем по другим текстам?

Дальше дам ещё фрагменты, не волнуйтесь. В силу небывалости подлога, конечно, тут для этой подлой шайки (нынче, сознавая содеянное, просто стирающей архивно-музейную память о писателе) — потребуется «контрастный душ». Он и нам потребуется, чтобы не сомневались, что в обличении буржуазно-йоганутых фальсификаторов — мы на правильном, на должном пути.

Даю один из трёх моих любимых фрагментов «Таис афинской».

Всё молчало кругом, только шелестел ветер, разносивший запах тимьяна. Птолемей ясно различал Таис, но ничего не видел в отдалении. Они постояли, прислушиваясь к ночи, обнявшей их чёрным покрывалом, потом сошли с тропинки в поле. Много раз паханная земля была пушистой, сандалии глубоко погружались в неё. Наконец Таис остановилась, вздохнула и бросила химатион, знаком дав понять Птолемею, чтобы он сделал то же. Таис выпрямилась и, подняв руки к голове, сняла ленту и распустила волосы. Она молчала. Пальцы её рук сжимались и разжимались, лаская волосы Птолемея, скользя по его затылку и шее.

От влажной, тёплой, недавно перепаханной земли шёл сильный свежий воздух. Казалось, самая Гея, вечно юная, полная плодоносных соков жизни, раскинулась в могучей истоме.

Птолемей ощутил в себе силу титана. Каждый мускул его мощного тела приобрёл твёрдость бронзы. Схватив Таис на руки, он поднял её к сверкающим звёздам, бросая её красотой вызов равнодушной вечности.

Прошло немало времени, когда они снова вернулись в окружающий мир, но поле Скирона. Склоняясь над лицом возлюбленной, Птолемей зашептал строчку из любимого стихотворения. Он сожалел сейчас, что знал их мало в сравнении с Александром.

— «Асперос эйсаугазо астер эймос!» («Ты смотришь на звёзды, звезда моя!»)

Во-первых, ритм. Ефремов легко узнаваем по краткой весомости фраз, в которых — и красота, и темпоритм, говоря языком кинематографистов. Иван Ефремов узнаваем по шагу-предложению и взвешенности каждого слова в нём (нет тяги к той оголтело пошленькой предельности эпитетов и прилагательных, что, точно кишащих вшей, я вытащил выше у Николая Смирнова), как Толстой — по деепричастным оборотам. Во-вторых, всё — на нюансах держится, мастер использует приём «активного фона» — вроде бы поле, куда гетера привела Птолемея, лишь место уединения, но оно же служит источником метафор (почти одушевлённое, божественное пространство — Гея). Точнее, даже не метафор, не иносказаний — а вполне материальных окружающих любовь факторов, так сказать. «Паханная земля была пушистой…» — вот в этой линии фраз вроде бы ничего о ласках и дальнейшем не сказано, но при этом предсказано всё. Николаю Смирнову с его головкой, для которой он «уличает момент» — явно такие недосягаемо для него духовные техники недоступны.

Или — совсем другая задача стоит! Пошлость и требуется. Юхневская же велела со всей своей классовой ненавистью: опорочить, втоптать в грязь, сравнять с примитивом коммуниста-фантаста. Уж какое там чтение стихов после длительного и страстного общения образованного македонца и афинянки!.. Причём, конечно, весь язык, самые мысли героев Ефремова — это ещё и выражение мифологического сознания/восприятия, здесь на каждую страницу — по несколько томов вычитанной писателем информации о нравах и традициях из взятого им хронотопа.

Но читатель вновь может возразить — то его герои, древняя Греция! А тут, мол, о себе и своей його-молодости (на фоне индустриализации и коллективизации, ага) столь тупые и неоригинальные записи оставляет писатель… В 22 — это же ещё не Ефремов в нашем понимании, не мастер — может и «с силой вогнать член вглубь» там, где нужен талант, вдохновение, знание культур описываемых этносов и времён…

Снова даём прозу дурачка-наймита Николя Смирнова, чтобы развеять сомнения не то что в наличном стиле — в недосягаемости уровня Ивана Ефремова, на который бабло и алчность Юхневской сподвигли посягнуть этого йоганутого порнографа-пигмея.

Часто ли вы, дорогие поклонники произведений Ивана Ефремова, встречали в его прозе слово «секс»? И тем более — «практику сексуального смирения»?

Верно! Вообще не встречали, не могло быть таких словосочетаний. Потому что он писатель, и чужих слов, готовых, истасканных конструкций — никогда не берёт в оборот, складывает собственные, а если о древности речь — то реконструирует, перевоплощаясь едва ли не в каждого персонажа (Гоголь для этого даже переодевался в женские платья, составляя диалоги). А ещё не было этого в письменной речи Ефремова потому, что тогда это слово не вошло ещё в обиход («сексуальная революция» произошла незадолго до кончины писателя: 1968-70).

А вот такие туповатые констатации — «во мне будто что-то переклинило»??? Это всё ещё Ефремов в представлении Смирнова?

И, конечно, типично йоганутое — «переводил закипевшие внизу тела энергии вверх» — это что такое? И откровенно идиотское: «на цыпочках вышла совершенно голая Юлька»… Тут вспоминается Свен Гундлах, богемный порнограф 1980-х, чью прозу напечатал Сергей Гурьев в «Контркультуре» 1992-го, которую наверняка читал Смирнов — возможно, это было яркое впечатление и своего рода импринтинг, откуда и пошёл его лапидарный стиль. Там тоже именовали друг друга в их «па дэ катр» две пары так: Андрюшка, Маринка…

Да — и ещё эта прелесть, почти а ля Алан Чумак, — «вода снимает негативную информацию» — каково? Это же учёный, излазивший всю Азию, пишет?

Вот ещё что интересно — душ (вместо ванной), конечно, не был новинкой даже в 1930-х в некоторых конструктивистских домах. Но всё же — где это всё происходит? Не кажется вам по всей динамике и привычности «ритуала», что это не середина ХХ-го, а самый конец века, когда Колинька Смирнов имел свои первые опыты по этой части?..

Впрочем, ознакомившаяся с этим грубо сколоченным текстом Юхневская, уверен, одобрила тяп-ляп, в котором Смирнов рассказал больше о себе, чем о Ефремове — это примерно и требовалось. Она же монополистка архивов — некому и не с чем сравнивать, надеялась она.

Потупее, погрубее пиши, наймит! Чтобы ценность не просто произведений писателя, а самой его личности — рухнула в глазах читателя. А тогда можно и квартиру его выпотрошить к чертям собачьим — некому станет жалеть…

Впрочем, вся эта реализуемая правонаследницей подлость в динамике, как и обещанное сравнение с текстами самого Ефремова (в том числе и хитро включённых в книгу его дневниковых рукописей — с прозой) — явно заслуживает второй серии.

Вы отзывайтесь, дорогие читатели. По отзывам и поймём, насколько это литературное расследование важно и интересно. Насколько после выхода «Моих женщин» (в 2022-м) требуется продолжение этого анализа?

Дмитрий ЧЁРНЫЙ

Окончание следует